Неодолимые

— Покажите, покажите… — послышались вначале робкие, а затем более настойчивые просьбы из строя новобранцев.

— Да покажи ты им, Александр Ильич, — тихо шепнул только что прибывший в дивизию комиссар Вавилов.

И недовольный, что ему приходится заниматься каким-то непривычным делом, Родимцев развернул полу бушлата. Комиссар увидел, как заблестели глаза молодых бойцов, в трудную минуту вставших на защиту Родины. Еще бы, перед ними стоял самый настоящий, живой Герой Советского Союза, с орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени.

— Вот это да! — раздался восхищенный возглас из строя.

— На этом хватит, — снова посуровел взгляд комдива. — Бои предстоят тяжелые, слишком тяжелые. Верю — вы не дрогнете…

Комдив снова пошел вдоль строя, расспрашивая новобранцев, кто где проходил военную подготовку, из какого оружия может стрелять. В этот же день бойцы из добровольного отряда были распределены в подразделения дивизии.

Возвратившись к себе, Родимцев принялся изучать оперативную карту, которую составил начальник штаба. Он медленно водил карандашом по карте, шепча что-то под нос, время от времени отхлебывая из кружки остывший чай. Вошел ординарец, стал настойчиво предлагать поужинать. Комдив вначале отнекивался, а затем согласился:

— Неси свою тушенку, только хлеба хоть немного достань.

Но не успел мигом обернувшийся адъютант поставить на стол горячую миску, как в штаб вошла любимица дивизии сандружинница Маша Боровиченко.

— Товарищ полковник, — взволнованно начала она, — там к вам какой-то раненый просится, буянит, отказывается в госпиталь, о каком-то донесении бубнит.

— Разберись, — устало приказал Родимцев адъютанту. Но тут же изменил решение: — Или нет, давай его сюда.

Через секунду в штаб протиснулся в оборванном, испачканном обмундировании, огромного роста, косая сажень в плечах красноармеец. Голова и правая рука были у него забинтованы. Вошедший еле стоял на ногах, его покачивало. По команде полковника адъютант усадил вошедшего на самодельный табурет.

— Из роты Кравцова я, младший сержант. С донесением к комбату Федосееву.

Последние слова заставили комдива подняться.

— Давай, — только и выдохнул он.

Слова, написанные наспех чернильным карандашом на обрывке затертого листка, больно отдавались в сердце комдива:

«Донесение. Гвардии старшему лейтенанту Федосееву.

Доношу, обстановка следующая:

Противник старается всеми силами окружить роту, заслать в тыл автоматчиков, но все его попытки не имеют успеха. Несмотря на превосходящие силы противника, наши бойцы и командиры проявляют мужество и героизм. Пока через мой труп не пройдут — не будет успеха у фрицев. Гвардейцы не отступают. Пусть падут смертью храбрых бойцы и командиры, но противник не должен перейти нашу оборону. Командир третьей роты находится в трудном положении, на слух оглушен и ослаб. Приходит головокружение и падает с ног, происходит кровотечение из носа. Несмотря на все трудности, гвардейцы и лично третья и вторая роты не отступят. Да будет немцам могилою Советская земля!

Командир третьей стрелковой роты — гвардии лейтенант Колеганов. Командир второй роты — лейтенант Кравцов».

Закончив читать донесение командиров рот, которые удерживали здание железнодорожного вокзала, комдив обернулся к отрешенно сидевшему на табурете бойцу.

— Так ведь донесение комбату Федосееву предназначено, а ты мне принес?

— Комбату я доставил, но он к вам послал с ним.

И боец рассказал, что с ним произошло. Оказывается, в этот злополучный день, отбив очередную атаку фашистов, во время короткой передышки они написали донесение комбату Федосееву и приказали бойцу доставить его по назначению. Но когда храбрецу чудом удалось проскочить в подвал здания универмага, гитлеровцы блокировали его, надеясь взять в плен штаб батальона. Старший лейтенант Федосеев собрал все, что у него оставалось — человек двадцать с хозвзводом, организовал круговую оборону. Несколько часов сдерживал натиск врага штаб батальона — выручили гранаты. Увидев ожесточенный бой вокруг универмага и поняв, в какую беду попал штаб батальона, в свою последнюю атаку пошли командиры рот Колеганов и Кравцов, под началом которых едва ли уже насчитывался один взвод. И они пробились сквозь цепи озверевших гитлеровцев. Федосеев подозвал к себе бойца и приказал «живым или мертвым», но доставить донесение комдиву. «Передай лично в руки, — наставлял бойца Федосеев, — а нам теперь не до бумаг».

Комдив понял, что первого батальона больше не существует. Командиры Федосеев, Колеганов, Кравцов выполнили клятву гвардейцев — стоять насмерть. Едва дослушав бойца, Родимцев, не мешкая, отдал приказ начальнику штаба:

— Прикажи Горлову, чтобы он со своими саперами занял оборону на левом берегу Царицы.