Неоновая библия

Чуть ли не везде между механическими мастерскими торчало по ресторанчику. Назывались они «Шикарная кухня» или «У Джо», «На скорую руку» или «Мама Ева», или какими-нибудь другими похожими именами. Перед каждым стояла черная доска, на которую выписывали, чем сегодня кормят, и это всегда бывало что-нибудь вроде фасоли с рисом или свиных отбивных с фасолью, или фасоли с курицей. Я хоть убей не понимал, как они могут торговать едой так задешево, потому что ни одно блюдо там не стоило больше пятидесяти центов. Должно быть, им не приходилось помногу платить за те здания, в которых сидят.

Бар тоже располагался на этой улице. Спереди весь был в фальшивом мраморе с неоновыми буквами вокруг двери и окон. Я ни разу не видел, как у него внутри, потому что он всегда стоял закрытый, когда я по утрам проходил мимо. Думаю, никому не полагалось туда заглядывать дальше первого этажа. Мрамор и неон там прекращались, а остальное до самой крыши – деревянная обшивка, бурая и серая. Наверху было три окна, больших и высоких, они выходили на деревянный балкон, как в городке было устроено на втором этаже у всех старых зданий. По утрам они обычно бывали закрыты, но иногда открывались, и на балконе что-нибудь сушилось. Наверное – женское исподнее, но только дома я такого не видел. Вещи эти были сделаны из черных кружев со сверкающими красными бутончиками роз, нашитыми на них в разных местах. Иногда вывешивали и простыни, или наволочки, или черные сетчатые чулки, каких не носил никто в городке. Когда я дорос в школе до комнаты Мистера Фарни, я выяснил, кто там наверху жил.

Вдоль улицы и пустырей было много, как и по всему городку. Разница одна – тут их не держали в чистоте, как другие. Они все заросли большими сорняками, подсолнухами и дикими фиалками. Механики выбрасывали на те пустыри свои старые нефтяные бочки и детали машин, когда не хватало места в переулках или канаве. Рядом с баром лежал один такой, полный гниющих стульев и пивных ящиков, и там жило с десяток шелудивых кошек. Кошек тут, конечно, повсюду было много – и на пустырях, и везде. Они бродили у задних дверей столовок и выпрашивали еду, и постоянно видно было, как они забираются в мусорные баки и вылезают из них, а сквозь шерстку у них ребра торчат. Я часто думал, до чего трудная жизнь у этих кошек, и если б люди только получше о них заботились, какими славными домашними питомцами они могли бы стать. Они вечно рожали котят, но я знал, что́ Папка сделал бы, принеси я какого-нибудь домой. Однажды я видел, как он швырнул кирпич в кошку, что забрела к нам во двор, – маленькую, я ей старого мяса хотел дать.

Я дошел до конца улицы, оставалось лишь свернуть налево – и я в школе. Мальчишки и девчонки уже входили в нее, когда до школы оставался где-то квартал, поэтому я побежал, чтоб уж точно не опоздать. Лицо у меня все покраснело, и я запыхался, когда очутился у Миссис Уоткинз. На свое место я сел последним, а оно – в первом ряду «прямо у нее под носом». Она спустилась с помоста и подошла туда, где я сидел. Я не посмотрел на нее, но взглядом следил за рисунком у нее на платье – букетом полинявших цветов.

– Так, класс, сегодня у нас есть тот, кто явился впритык.

Мне казалось, что один из цветков в этом букете – маргаритка.

– Он у нас из бедной семьи, которая живет в холмах, и у них нет денег купить себе будильник.

Кое-кто из ее любимчиков в классе захихикал – дочка проповедника от его первой жены, ее племянница, тот мальчишка, кто оставался после уроков выколачивать мел из стёрок. Теперь я разглядел, что цветок не маргаритка, а вообще-то белая роза. Она меня стукнула коленом.

– Встать.

Я встал, и тут уже все захихикали, а я заметил, как лицо у Миссис Уоткинз стало грозным.

– Над чем все смеются?

Теперь она разозлилась на весь класс, не на одного меня, и тут я вспомнил про седалище моих штанов – как оно, должно быть, выглядит. Все прекратили хихикать и болтать, кроме ее любимчиков, которые и не начинали. Мальчишка, чистивший стерки, поднял руку. Миссис Уоткинз ему кивнула.

– Посмотрите ему на зад. – Он показал на влажное пятно у меня на штанах.

Я чуть попу себе вовнутрь не втянул, когда услышал, как он это сказал, но Миссис Уоткинз уже развернула меня. По-моему, она была счастлива.

– В чем дело? Спал, не раздеваясь?

От этого все просто завопили, даже ее любимчики, а может, надо сказать – особенно ее любимчики. В горле у меня опять горело, и я неожиданно рыгнул так, что громче некуда, ни от кого я такой отрыжки раньше не слышал. Миссис Уоткинз шлепнула меня так сильно, что у меня даже голова на плечах как будто мотнулась. От перстня, что был у нее из ризницы в церкви проповедника, у меня на щеке осталась царапинка. Она вцепилась мне в руку выше локтя.

– У меня никогда таких учеников не было, сынок. Между прочим, штат не обязан всех в свои школы брать. Тебе известно это? Так вот, ты про это все поймешь того и гляди. Идем.