Неоновая библия

Она схватила мои учебники и обед и повела меня за собой в пустую комнату. От того, как она на меня смотрела, мне было страшно. В комнате стояло два или три старых стула и старый письменный стол. Закрыв за нами дверь, она толкнула меня на один стул.

– Я намерена сообщить о тебе властям штата, ты меня слышишь? Уж они за тебя возьмутся, сынок, уж возьмутся. Надеюсь, Господь будет с тобой милостив за твое поведение к тем, кто пытается наставить тебя на Его путь. Ты и семья твоя – христиане-отступники. В церковных списках вас больше нет. Я это вижу. Мне все это видно. Сиди в этой комнате и размышляй над своими недостатками, и никуда ты не пойдешь, пока я тебя отсюда не заберу.

Она закрыла дверь и ушла. Я знал, что к проповеднику мы больше не ходим, потому что у нас теперь нет денег платить церковный взнос. Интересно, думал я, что намерена она со мной делать у властей штата? Меня выгонят из школы из-за яичницы Тети Мэй? Я пробовал разозлиться на Тетю Мэй, но не мог. Просто надеялся, что когда меня выгонят из школы, Тете Мэй не скажут, из-за чего это. Наверное, у нее дома сейчас у самой отрыжка, уж она-то поймет.

А еще интересно, на сколько Миссис Уоткинз меня в этой комнате оставит. Штаны у меня уже подсыхали, но промочило их насквозь, и мне было неудобно. Хотелось оказаться снаружи на солнышке, где они высохнут на мне до самой кожи. В комнате имелись два окна, но в одном не было стекла. В него немного дуло воздухом, поэтому я попробовал открыть и другое, но оно не поддалось.

Немного погодя я уже привык к запаху в комнате, хоть поначалу и не знал, как его разобрать. Огляделся и заметил в одном углу старые винные бутылки, одну взял и вдохнул ее сладкий крепкий дух. Но вся комната не только от этого пахла так, как она пахла. Старого винного запаха в ней чувствовалось немного, но были там и другие. Пахло в ней затхло и грязно, и все же ощущались те дешевые духи, какими душилась Тетя Мэй, и еще сигареты, и кожаная куртка. У меня под ногой что-то хрустнуло, а когда я поднял, то был зажим для волос. Я знал, что никто из девчонок в школе такие заколки не носит, кроме нескольких больших в классе у Мистера Фарни.

Из-за двери по коридору до меня доносился голос Миссис Уоткинз, и забавный писклявый голос Мистера Фарни я тоже слышал. У классов Мисс Мор была экскурсия на горки за глиной для лепки. На двери была щеколда, поэтому я ее задвинул и разделся, штаны свои повесил сушиться на один стул. Хорошо быть голым, но я понимал, что лучше, если меня в таком виде никто не застанет.

Солнце уже совсем высоко взошло и светило в открытое окно ярко и сильно. Я раньше никогда не стоял голым на солнце, а потому подошел к окну и подставил себя желтому свету. Туловище у меня выглядело белым, если не считать рук и лица, а вокруг меня прохладно вился ветерок.

Я долго стоял, разглядывая деревья на горке и синее небо над самыми высокими соснами, где всего несколько облачков. Те медленно ползли дальше, и я наблюдал за одним всю дорогу, пока оно не скрылось за горкой. Я разобрал, что одно облако похоже на лицо Тети Мэй, потом оно стало ведьмой, а затем превратилось, похоже, в старика с бородой, пока совсем не уплыло.

Вдруг я ощутил на себе чей-то взгляд – на мостовой стояла женщина с продуктовой сумкой и таращилась на меня. Я отскочил от окна за одеждой. Она уже высохла, поэтому я оделся. А когда вернулся к окну, тетка уже ушла, и я весь квартал оглядел, но ее больше нигде не было. Интересно, куда она ушла и хорошо ли меня разглядела. Никто никогда меня голым не видел, только Тетя Мэй, Мама и Папка. Ну, может, еще врач, когда я родился, и нянечки, и еще я однажды ходил к врачу, чтоб он меня осмотрел. Не знаю, почему, но такое забавное чувство, если кто-то тебя видит голым, ты от этого какой-то гадкий, хоть так и не должно быть.

Снаружи во дворе я услышал, как все выходят после урока. Я посмотрел на солнце, и оно стояло прямо над головой, значит, пора обедать. Я вытащил из-под учебников обед Тети Мэй. Она его завернула в кусок газеты, а сверху прихватила резинкой. Там было несколько старых «цыц-песиков», которые Мама жарила накануне вечером, и сэндвич с кусочком ветчины на нем. Маслом сэндвич она не намазала, но в свертке был еще цветочек из садика, который Тетя Мэй пыталась выращивать. Я знал, что других цветков среди всех ее маленьких растений не росло. У него было несколько голубых лепестков, и я не знаю, что это за растение такое, потому что раньше не видел таких хиленьких цветочков. Я его ей обратно отнес, когда пошел в тот день домой. Она так обрадовалась, что он к ней вернулся, и так им гордилась, что я подумал: как это мило с ее стороны – положить его мне в обед, она же им так дорожит.