Давно я не ощущала такой неловкости. Последний раз, пожалуй, в детстве такое и было. Закончила уже решительно, будто в прорубь прыгнула:
– Со Вселенной и разговариваю.
Но он только кивнул, будто это обычное явление – разговоры со Вселенной, и продолжил есть. Наклонялся он слишком низко, вычищал ложкой из тарелки слишком тщательно — голодный.
— Дорогой гость, уважаемый господин, теперь твой черёд рассказать о себе, — решила немного смутить его в ответ. — Каким образом ты получил такие страшные раны и как получилось, что они так быстро… исчезли?
Ложка, которая носила овощи ко рту, сильно замедлилась, взгляд, однако, так и остался прикован к тарелке.
— Это... это разногласия виноваты, — выговорил он с трудом, будто преодолел горную реку вброд.
— Разногласия? Какие? С кем?
Ложка была отложена, а тарелка ненадолго забыта. И это было не потому, что вдруг разболелся только что прооперированный желудок. Он посмотрел на меня тяжёлым взглядом, а потом уставился куда-то в сторону.
— Есть некоторые вещи, которые делать нельзя. Никогда. Ни за какую цену в мире, — тяжело проговорил он. И слова его ворочались будто огромные валуны — в них слышался грохот, сила и смертельная тяжесть. — Я в ученики пошёл, чтобы свои знания магии усилить знаниями ведьмацкими, попробовать соединить эти две вещи, две силы. И я многому научился, почти всему… — Он откинулся на стуле, скрестив руки и ноги, и продолжил: — Но наставник умер.
Я вздохнула — бывают же в жизни разочарования. А Алессей поднял на меня тяжёлый взгляд.
— Он после смерти хотел передать свою силу мне. А я воспротивился.
Я поощрительно кивнула — мол, слышу, понимаю, продолжай. Хотя и не понимала: дают, так бери, чего противиться?
— Мои родители верили в Первобожество, и я маг. А мой учитель верил в Праматерь, и был ведьмаком.
Я подпёрла рукой подбородок, что было в высшей мере непочтительно, но полностью оправдано — Алессею нужно было выговориться. Его невидящий взгляд и пальцы, которые то сжимались в кулаки, то разжимались были тому подтверждением. Да и в таком состоянии ему ведь всё равно, как его слушают?
К тому же Всёля мне уже всё пояснила:
— Да только учитель не смирился! — глаза моего гостя пылали, он часто дышал и уже не разжимал свои пальцы — они были сжаты в кулак. – Он смог привязать её ко мне. И теперь его сила мучает меня, пытаясь через страдания тела сломит мой дух!
Вот тут было уже интересно.
— Частицы его ведовства есть у меня внутри. Они впитывались со знаниями, с заклинаниями, которым он меня учил, с отварами и настоями, которыми он поил меня. И теперь по его воле эти частицы могут вспыхивать внутри и вырываться наружу. Вырываться и калечить моё тело. Но они же и лечат.
Он усмехнулся тяжело и недобро.
— Однако боль сопровождает меня не только, когда крупицы вырываются, но и когда затягиваются раны.
Интересно. Такого я ещё не видела. И даже не слышала.
— И долго ещё это будет продолжаться? — может, это и бестактно, такое любопытство, но я себе разрешила.
Маг потёр лицо ладонями, а потом вцепился в волосы, низко опустив голову.
— Пока не сдамся. Или не погибну.
— Не сдамся – это как?
— Пока не приму его силу.
— А ты не примешь?
Знаю, глупый вопрос. Но мне же нужно знать, правда?
Он рывком поднял голову. Ярость, непримиримая, ничем не замутнённая ярость пылала в его глазах.
— Никогда! Лучше смерть!
— Понятно, — протянула, наблюдая, как он снова зарывается в волосы руками.
И спросила у напарницы:
Она долго молчала, прежде чем ответить. Маг уже отпустил свои волосы, задумчиво посидел над своей тарелкой, уже очнулся от тяжких дум и снова принялся за еду.