Неожиданно мать! (СИ)

— М-м… ну ок, — пожал плечами он и как ни в чем не бывало встал с обувницы, и пошел на поиски одежды, видимо, чтобы сходить в душ.

— Что?.. — она даже поднялась.

— Ничего, — он взял из ровненькой стопки худи, из соседней ровненькой стопки спортивные штаны. Потом чуть сощурился, глядя на Мотю. — Бывает. Не переживай — пройдет.

И вышел из гардероба.

А Моте даже обидно стало. Ее симпатией фактически пренебрегли, хоть она ничего подобного и не испытывала на самом деле, но обидно было катастрофически.

— Вот зараза! — не сдержала она, шокированного восклицания.

— От заразы слышу! — крикнул Роман. — Иди к ребенку, мамаша, а тот там мать моя зашивается. Будешь хорошо себя вести, так и быть, поцелую в щечку.

Мотя в ужасе округлила глаза, покрылась румянцем до самого лба и выдохнула, как закипевший чайник.

Двадцать шестая. Сонная

Валерия Сергеевна недолго стояла на страже детского сна. А если точнее, то уже в полночь Мотя спустилась и забрала орущего Сергея из любящих бабушкиных рук.

— У него что-то болит! — решительно заявила Валерия Сергеевна. — Может скорую?

— Я так не думаю, — Мотя покачала головой и понесла страдальца наверх.

— Мотя, — позвала «бабуля». — А ты уверена? Ну там же… Ромочка, — она шепнула его имя, будто какую-то тайну.

— Что Ромочка?

— Ну может…

— Нет. Не сахарный. А завтра выходной.

Мотя несла наверх Серегу, покачивая на руках, а он то сам себе завывал колыбельную, то продолжал жалобно ныть. К полуночи еще никто спать не ложился. Кровать поделить между собой не успели, софу не застелили.

Увидев ребенка Роман отложил книжку, которую пытался читать с самым невозмутимым видом, и поинтересовался:

— Зачем?

— Потому что он не спит и плачет. Детская далеко и вообще это была не очень хорошая идея делать ее на первом этаже.

— А как мы будем спать?

— В смысле?

— Ну… он же плачет.

— И?

— Как спят, пока дети плачут?

— Их успокаивают и ложатся спать.

— Но потом они все равно просыпаются, чтобы заплакать?

— Не без этого.

— И как жить?

Мотя не стала отвечать. Ей было ужасно тяжело говорить под задорные крики, покрасневшего как помидор Сереги, и уже хотелось скорее его угомонить.

— А он где будет спать?

— Давай принесем сюда коляску. Можешь?

— Она же с грязными колесами.

— Ну… присмотри за ребенком, я схожу их помою, — пожала плечами Мотя, а Рома встал перед выбором: колеса или младенец.

С одной стороны плачущий ребенок — это страшно. Очень страшно! Особенно, когда ты толком на руках его никогда не держал.

С другой стороны… коляска. Мыть. Как?

Роман не был белоручкой, но справедливости ради… все навыки легко теряются, когда человек привыкает к определенному уровню комфорта.

— Ну? Коляска или ребенок?

— Черт с ним. Коляска.

Роман ушел, а Мотя стала ходить по комнате и покачивать Серегу. Одной рукой она быстро написала сообщение Соне:

«Как усыпить малька?»

Соня прочитала и вместо ответа отправила фото, на котором она и Лев с широкими улыбками, и Гриша на их руках. Не спящий.

Ясно. Отстала.

Это будет долгая… долгая ночь.

Серега не ел, не хотел находиться в горизонтальном положении, отвергал соску, поглаживания, качания, колыбельную. Он просто хотел орать и не мог объяснить почему. Когда Мотя оставляла его на кровати, он выгибался и заходился жутким леденящим душу визгом.

— Сереееежа! — ныла сама Мотя, но он не слушал этих жалобных стонов.

Вернулся Роман и застыл в дверях.

Мотя, со стянутыми в высокий хвост волосами, с Серегой на руках, в домашних шортах и футболке, стояла посреди спальни.

Он покачал головой, ругая самого себя, что не чувствует никакого дискомфорта от этой картины. Не то чтобы он был доволен, но как будто смирился со своей «тяжелой неизлечимой болезнью». И эта болезнь легко прижилась и уже вводит свои порядки.

Его пока не начало коробить то, как много места она и этот младенец заняли в его жизни, но он уже чувствовал нехорошие сигналы бедствия. Они говорили о том, что где-то Ромочку пытаются обмануть.

— Коляска, — он вкатил транспорт и Мотя кивнула.

— Плед туда, и может покатать его?..

— А может на улицу, там тепло? — зачем-то предложил Роман до того, как успел себя остановить.

— Ой… ну… на крайний случай, да?

— Да. Занимайся. Сколько он еще орать планирует?

— Эм… ну я-то откуда знаю?

— А кто знает?

Мотя закатила глаза, но решила держаться. Ей на удивление не было стыдно перед Романом за этот шум. Не спит? Ну что поделать. Это юридически его проблема, а не ее. Не она такого вопящего рожала. Терпите, других детей не завезли.

Спустя минут пять Серега подустал и повис на Мотином плече. Роман устроился с книгой, а Мотя осознала, что ее спина отваливается.

— Спит? Перекладывать? — на секунду отвлекся от книги Роман.

— Для начала попробую с ним сесть.

Мотя пнула ноги Романа, чтобы освободил место, он послушно убрал, но недовольно нахмурился.

Мотя опустилась на чертовски неудобную софу и блаженно прикрыла глаза.

— Боже мой, спины, видимо, в роддомах меняют на титановые, да? Иначе как это терпеть? И софа у тебя отвратительная, даже не делай вид, что сидеть на ней удобно.

Роман пожал плечами и вернулся к книге.