Подозреваю, что и у других на душе было не лучше. Сосед привел в действие какие-то силы, но не собирался делать выводы и помогать нам. А кризис, испытываемый нами, был очевиден. Я пропускала важные заседания. Случалось, папа нахлобучивал шапку и упорствовал в своем желании идти гулять, хотя погода была неподходящей и дул сильный ветер. Брат частенько возвращался домой пьяный. Возникло серьезное опасение, что мама сляжет. Так дальше продолжаться не могло. Это понимал каждый из нас. Только сосед ничего не замечал. Он едва слушал, когда мы, сидя за его круглым столом, обсуждали наше будущее. Мы же, наоборот, воспринимали его темы — от зубной боли дедушки и до разведения тигров в Южной Индии — как чрезмерные к нам требования.
Кто знает, чем бы все это кончилось, не приготовь нам мама сюрприз. Пока мы, в разладе со всем миром, изматывали свои силы в бесплодных спорах, она действовала. Моторная лодка, элегантная белая лодка с мощным двигателем, стояла у мостков нашего озера. Мама пожертвовала ради нас бриллиантовым кольцом, старинной семейной реликвией.
И вот чудесным августовским днем мы поехали кататься. Мы были в прекрасном настроении. В первый раз после долгого времени мы опять ощущали чувство единения. Общая собственность укрепила семейные узы, присутствие соседа показалось нам назойливым, он нам мешал. Дело в том, что мама поборола свою антипатию, более того, отвращение, и пригласила соседа на наш праздник по случаю освящения лодки.
Папин складной стул мы поставили на берегу озера в тени огромного каштана. Мама опасалась, что ветер, когда мы помчим по озеру, причинит папе вред. Папа тоже сказал, что предпочитает остаться на берегу и местечко для него выбрано прекрасное, он чувствует себя тут так хорошо, как уже давно не чувствовал. И обещал не упускать нас из виду.
Мама повернула ключ зажигания. Герман Михаэль сидел у руля. Мы чуть поспорили поначалу, так как мотор сразу не заработал. Сосед, хотя мы давали всячески понять, что его это не касается, поднял крышку над мотором и нажал на какой-то рычаг. Мотор взвыл, нас отбросило назад. Томми заверещал от радости. Брызги полетели в ветровое стекло. За нами потянулась гордая носовая волна.
Когда мы сделали несколько кругов, сосед объявил, что хочет купаться. Мама выключила мотор, он стал раздеваться. Потом, сев на борт лодки, свесил ноги в воду. В эту минуту я увидела
От берега к нам приближался крокодил. Папа, наверное, заметил его еще раньше. Я хотела крикнуть, предупредить соседа, но мне будто что-то сдавило горло. Обернувшись, я встретила взгляд мамы и поняла, что она тоже увидела крокодила. Герман Михаэль, судорожно сжавшись, склонился над рулем. Мама повернула ключ зажигания в гнезде, и брат медленно двинулся по кривой к берегу. Когда мы подъехали к папе, то увидели, что огромный серо-коричневый крокодил уплывает куда-то вдаль. Сосед исчез.
С тех пор у нас опять царил порядок. Мама не нуждалась больше в уходе. Папа почти не покидал квартиры. Брат изучал математику. Мама сказала: у нее-де давно уже созрело убеждение, что его истинный талант проявится именно в этой области, а это шанс, пока другие о том не помышляют, стать крупным математиком.
Мне кое-кто хотел приписать нервный срыв. Так бывает всегда, если ты занимаешь высокий пост. Проглатывать подобные наветы нельзя, ведь кто один раз перенес нервный срыв, у того он может в любую минуту повториться.
По прошествии довольно долгого времени начали выяснять местонахождение нашего соседа, но мы мало чем могли помочь розыску. Мнение нашей улицы было довольно единодушным. Человек этот всем казался субъектом подозрительным, который, вне всякого сомнения, плохо кончит.
Только Томми рассказывал каждому, кто хотел его слушать, что соседа сожрал крокодил. Но кто же поверит ребенку!
ПРИНЦЕССА ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ
— Всего хорошего, — крикнул привратник молодой женщине, но она, выходя из учреждения, даже не кивнула ему. Он привык, что она его не замечает, и все равно хорошо относится к ней. Более того, зная ее уже довольно много лет, он понимает по тому, как мучительно взвыл мотор, что у нее неприятности. Для полицейского же, который регулирует движение на перекрестке, она — одна из тысяч людей, ежедневно катящих мимо него. Когда молодая женщина проехала, полностью его игнорировав, он на мгновение растерялся, потом свистнул — раз, другой и еще раз. И не столько сам факт правонарушения задел его, сколько полнейшее спокойствие и естественность, с какой это было совершено. Надо думать, поступок этот показался ему началом конца того порядка, в смысл которого он верит и частью которого себя ощущает.