Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Легко видеть, что песня эта занимает среднее место между индийскою сказкою о Срингабхудже и европейскими сказками о Жар-Птице (в том числе и нашей). Она сохраняет главные черты древнеиндийского прототипа, но в подробностях и последовательности событий так близка к русскому оригиналу, что кажется ближайшим его источником. Главных противников, завидующих герою и ищущих его погубить, уже не несколько, как в индийской сказке, а только два: ханские зятья Ай-Мергэн и Кюн-Мергэн — это два наши старшие царевичи. Как и эти последние, они засыпают, вместо того чтобы сторожить врага, против которого высланы. Огромная птица — это наша Жар-Птица; благодетельный конь золотошерстый — это наш Серый волк; побеждение тигра золотошерстого превратилось у нас в добывание коня златогривого; девица-красавица, по приказанию коня золотошерстого помогающая герою выбраться из ямы, превратилась у нас в ворона, который по требованию Серого волка приносит мёртвую и живую воду, чтоб оживить нашего богатыря, и т. п. Причина последнего изменения понятна: у нас не могло быть речи о браке героя с двумя жёнами, и потому пришлось несколько изменить весь мотив.

Но в то же время в нашей сказке есть много такого, чего нет в сибирской песне, но есть в индийской сказке. Так, например, и в этой последней, и в сказке о Жар-Птице птица улетает, а не остаётся на месте после того, как герой рассказа стрелял в неё, и именно поэтому герой отправляется в своё странствие: ему надо отыскать эту птицу; потом девица-красавица добывается силой во время похождений героя; в рассказе есть её отец, существо, действующее враждебно против героя, и вследствие того жених с невестой должны спасаться бегством и т. д.

Наконец, есть третьего рода мотивы, которых нет ни в индийской сказке, ни в сибирской песне, но есть в нашей сказке и в европейских сказках: например, то, что прилетающая птица есть Жар-Птица, или Золотая птица, что она своим появлением освещает весь сад во время ночи, что для оживления героя необходима мёртвая и живая вода, принесённая птицей, и т. д. Но это все мотивы, очень распространённые в древней восточной поэзии: так, наша Жар-Птица, или Золотая птица, есть не что иное, как Птица-золототел индийских рассказов (Hitopadesa, libers, von Max Muller. Leipzig, 1844, 107; Somadeva, 8); освещение сада телом божественного или волшебного существа встречается также очень часто в восточных поэтических преданиях (Dsanglun, ubers. von I. Schmidt.

Petersburg, 1843, 27, 81, 84); о живой и мёртвой воде, принесённой птицей, читаем рассказы в Магабгарате (напиток бессмертия, с которым прилетает птица Гаруда для того, чтобы воскресить умерших: Fauche. Le Mahabharata, I, 142 и след.), в сказках Сомадевы (Brockhaus

, 124), в песнях сибирских народов (Radloff. i II, 117–118, 197–199) и т. д.

К какому же результату приходим мы после всего сказанного? К тому же, что и после подробного рассмотрения сказки о Еруслане Лазаревиче: мы не можем (покуда) указать одного единичного оригинала, от которого происходит сказка о Жар-Птице, обращающаяся как в нашем народе, так и у многих других европейских народов, — но восточное её происхождение несомненно, и в ней мы находим сохранёнными в очень близкой передаче целые отрывки, полные эпизоды из древнейших поэм и песен древней Азии.

* * *