Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Я рассмотрел две наши сказки: о Еруслане и Жар-Птице лишь в виде примеров, насколько это необходимо для дальнейшего исследования моего. Для примеров выбраны сказки многосложные, как бы составленные из нескольких отдельных сказок, многие мотивы которых повторяются и в других наших сказках. Но точно так же, как здесь прослежено и указано происхождение этих сказок, так легко проследить и указать происхождение большинства и остальных наших богатырских сказок. Сказки об Иванушке-дурачке; о морской царевне; о Василисе Премудрой; о двух из сумы; о скатерти-самобранке, дубинке-самоходке и шкуре, изводящей дождь; о гуслях-самогудах; о трёх царствах; о семи Семионах; о воре, переполохе и испуге; о солнце, луне и звёздах; о Бабе-Яге и т. д., вообще большинство сказок наших не имеют в основе своей ничего русского, и восточные оригиналы их, иногда прозаические, но гораздо чаще стихотворные, легко обозначаются при изучении древневосточной поэзии и литературы. Трудами западных исследователей (особенно Бенфея) доказано, что почти вовсе нет на Западе таких сказок, которые были бы самостоятельны и не происходили бы с Востока, из Азии. Все самые важные, самые многозначительные для исследователя народной жизни и народных верований, понятий имеют восточное происхождение. Исключение остаётся лишь за немногими рассказами средневекового или ещё более позднего местного происхождения. В настоящее время приходится сказать то же самое и о русских сказках. И те, которые у нас общие с западными народами, и те, которые у нас обращаются исключительно в одном нашем народе, — все происходят с Востока. Немногие исключения остаются за средневековыми сказками, перешедшими с Запада или возникшими на русской почве, — таких исключений очень немного. О причинах же, почему вся главная масса сказок восточного происхождения у нас общая с Западом, будет говорено в третьей части, посвящённой выводам.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЫЛИНЫ

Лишь в настоящее время становится возможным основательное, богатое результатами исследование русских былин. И это по двум причинам.

Во-первых, только теперь весьма тщательно собраны и наконец изданы если не все, то значительнейшие и важнейшие былины наши, и, что особенно важно, они изданы во всей полноте их вариантов. Ещё недавно, едва несколько лет тому назад, были известны очень немногие былины, да и то в большинстве случаев в виде одного-единственного пересказа. Ныне, с тех пор как появились превосходные сборники Киреевского и Рыбникова, мы имеем по целому ряду песен почти про каждого из наших богатырей, а многочисленные варианты представляют необыкновенное богатство подробностей, в высшей степени важных для исследователя.

Во-вторых, в прежнее время вовсе не было известно большинство тех памятников иноземной народной словесности, без которых нельзя обходиться при изучении наших былин. Они изданы (в оригиналах и переводах) также лишь в последнее время.

Правда, у нас немало уже писано о былинах: многие из них сравнены с поэмами и песнями прочих славянских племён и с подобными же произведениями литовского, германского, финского и иных племён, другие рассмотрены как поэтические создания собственно русские и, вообще, как из тех, так и из других извлечены выводы, признанные несомненными материалами древней русской истории и национальности. Но мне кажется, что не следует считать всего этого уже достаточным и удовлетворительным.

Нельзя оспаривать пользы изучения наших былин сравнительно з литовскими, чешскими или сербскими песнями и сказками, с рассказами скандинавской Эдды или германских Нибелунгов, финской Калевалы или англосаксонского Беовульфа; нельзя сомневаться в том, что такое изучение приводит к убеждению в значительном сходстве мимическом и бытовом тех и других. Такое изучение не только полезно, но необходимо. Оно многое разъясняет, многое показывает в настоящем свете и без него не следует, да и нельзя приступать к исследованию о происхождении наших былин. Но всё-таки в конце концов мы добываем здесь только те черты родства и сходства, которые всегда существуют между братьями и сёстрами, т. е. мы приходим тут только к убеждению в одинаковом, общем их происхождении. А этого, мне кажется, мало, потому что мы имеем теперь возможность восходить до самих корней и первоначальных основ наших былин, можем указать родителей, от которых пошли все эти браться и сёстры.

Но, кроме того, я не могу твёрдо веровать и в те национальные выводы, которые так часто извлекаются из наших былин и потом в виде чисто русских материалов вставляются в мозаику древнерусской истории и в объяснение древнерусской жизни. Мне кажется необходимым оспаривать многие из таких выводов, потому что у нас есть теперь в руках средства отделять созданное фантазией и воображением т фактов, действительно исторических.