Непечатные пряники

Георгий Грузинский имел два дома в Нижнем, несколько имений по всей губернии, но поселиться решил в Лыскове, где выстроил себе дворец по проекту самого Растрелли[150]. В Лыскове к тому времени проживало шесть тысяч человек, пристани, к которым причаливали торговые суда, тянулись на пять километров, работали винокуренный, пивоваренный и кирпичные заводы, вокруг села по холмам стояло более сотни мельниц. По многолюдству село не уступало иным губернским городам. И вишенкой на торте – ярмарка

[151]. Понятное дело, что ярмарка была на другом берегу, но в Лыскове купцы хранили на складах нераспроданный товар и привозили туда новый, поскольку монастырский берег был низким и его в половодье сильно подтапливало. На лысковском берегу шла торговля железом, кожей, солью, воском, хлебом[152]

 и другими товарами, которые из‐за их тяжести или по какой-либо другой причине было невыгодно переправлять на другой берег. Часть доходов от этой торговли шла князю Грузинскому[153].

Братья Грузинские сразу показали свой крутой нрав. В 1789 году, когда только вступили они во владение Лысковом, приехали к ним из макарьевской уездной управы судебные исполнители – исправник, сотник и канцелярист суда. Приехали описывать за долги часть села. Братья (тогда еще был жив Александр) описывать никого не пустили, а Георгий каждого еще и собственноручно избил. Несчастного канцеляриста бил, ругал последними словами и спрашивал, как смел он сюда приехать. Исправника князь и вовсе потащил на конюшню. Тот упирался, поскольку понимал, что дело пахнет вожжами, а то и розгами. Князь позвал дворовых на помощь… Уж как там было на конюшне, исправник никому не рассказывал, а только той же ночью ползком, задами огородов ушли судебные исполнители. По другой версии, люди князей Грузинских гнали исправника четыре версты от усадьбы до пристани плетками. Так или иначе, больше охотников описывать имущество князей Грузинских не находилось.

Кабы в то время существовало кино, то его можно было бы снимать в имении князя Грузинского без всяких репетиций. Однажды он подарил тому самому исправнику, который насилу от него ноги унес, дорогого коня и тут же исправника высек, потому что тот осмелился в его присутствии дареному коню заглянуть в зубы. Тут уж нижегородский губернатор костьми лег и довел дело до суда и обвинительного приговора. Правда, приговор привести в исполнение не смогли, поскольку князь так подмазал уездных макарьевских чиновников, что те оформили его как покойника. Георгий Александрович устроил себе пышные похороны и три года жил, с позволения сказать, на том свете. Было все это в последние годы царствования Павла Петровича. Как только его сын взошел на престол, князь сам себя воскресил. Александр Первый воскрешенного князя амнистировал.

Георгий Александрович был, как сказал бы Митя Карамазов, широк. Слишком даже широк. И никакие власти не могли его сузить. Князь любил жить на широкую ногу. Во время ярмарки он держал в своем имении открытый стол для всех. Для тех, кто был ему знаком лично, столы были накрыты во дворце, а для всех остальных в парке. А еще хор, а еще театр, а еще псарни, а еще конюшни… Широкая нога требовала денег. Надо сказать, что князь по части добывания денег был довольно изобретателен. При этом рамки закона он легко раздвигал руками, а если и это не помогало, ломал их, а обломки отбрасывал в сторону.

Привечал он у себя людей беглых и беспаспортных. Часть из них он записывал именами своих умерших крестьян, которые еще значились живыми по последней ревизской сказке. Из этих-то лихих ребят собирал он шайки, снабжал их оружием и отправлял грабить волжские караваны. Украденное добро оставлял грабителям, а себе брал украденные бурлацкие паспорта. Павел Иванович Чичиков по сравнению с ним был сущий ребенок. Однажды губернатор, до которого слухи обо всех этих безобразиях доходили, решил накрыть князя в его имении со всеми его беглыми. Кто-то князя об этом предупредил. Собрал Георгий Александрович несколько десятков человек, что укрывались у него тогда от властей, на мельничной плотине и велел рубить балки. Так и утопил их всех. В 1828 году против князя завели уголовное дело «о проживающих в его имении беспаспортных бродягах» и даже передали это дело в сенат. Не явился князь в сенат. Сам граф Бенкендорф писал: «Князь Грузинский позволяет себе самовольные и противозаконные поступки. Он не только во множестве содержит беглых, но и записывает их в ревизские ведомости умерших крестьян. В порывах своего буйства он избил своими руками множество крестьян, купцов и даже дворян…» И это уголовное дело ничем не кончилось.