Читаем Непечатные пряники полностью

Расцвели пышным цветом в Лыскове частные страховые агентства. Они и раньше там были – первое страховое агентство было организовано еще в 1827 году. К концу века в селе их была уже дюжина. Страховали дома, магазины, склады и пароходы. Судовладелец Сергеев так удачно утопил во время ледохода свой старый, но застрахованный в трех обществах пароход «Филипп», что на страховые деньги построил новый. Еще и лоцману, который все это помог ему осуществить, заплатил за этот рейс как за всю навигацию. И устроил работать кладовщиком, а лоцман, перед тем как помирать, рассказал об этом внуку, а внук местному краеведу, а краевед написал книжку[160].

Что касается культурной жизни Лыскова, то она кипела. В селе работало четырнадцать учебных заведений, тринадцать библиотек, был открыт общедоступный клуб, без устали заседал дамский комитет, комитет попечительства о народной трезвости открывал чайные, в которых можно было послушать лекцию о вреде пьянства, выпить чаю вприкуску с брошюрой о вреде пьянства, выйти, плюнуть в сердцах и пойти в трактир. Силами учебных заведений и дворянских усадеб ставились спектакли. Завелись народные театры, ставившие пьесы Островского, Чехова и Аверченко. Лысковские частные типографии, которых было уже три, печатали к этим спектаклям красивые афиши. Самый лучший лысковский парикмахер Василий Перицкий гримировал актеров и делал такие умопомрачительные прически актрисам, что…[161]

По решению земской управы и с помощью купечества был построен зал Общественного собрания, в котором была сцена, зрительный зал и такое удобное и просторное фойе, что хоть в зрительный зал не ходи – только прогуливайся, держа даму под руку, угощай ее пирожными, шампанским и сам не забывай выпить рюмку-другую коньяку.

В шестнадцатом году в Лысково открылся народный музей…[162]

Фруктово-ягодные начинки

Вот тут надо бы, конечно, прервать рассказ об истории музея и рассказать об истории Лыскова в XX веке. О том, что в двадцать втором году село наконец стало городом, о войне, об электромеханическом заводе, который начал работать в сорок втором, был градообразующим предприятием, выпускал для военной и автомобильной промышленности электрооборудование, а для нас паяльники и утюги, которыми паяла и гладила вся страна, о том, как он начал понемногу хиреть и теперь дышит на ладан, а утюгам и паяльникам сносу нет, как и сапогам, которые когда-то тачали лысковские сапожники, о консервном заводе, который жив, здоров, невредим и выпускает джемы, варенья, биологически активные добавки, множество фруктово-ягодных начинок, которыми наполняют плюшки, булочки и мороженое, о металлофурнитурном заводе, который за время своей работы успел выпустить такое количество ручек к мебели, что к ним никак не могут выпустить нужное количество ножек, о том, что…

После обеда, часа в три, от пристани на окраине Лыскова отходит паром на другую сторону реки – в Макарьево, к монастырю. Одно название эта пристань – даже будка с билетной кассой и та находится на пароме, а не на ней. Местные жители едут к макарьевским родственникам, а туристы в монастырь. Сначала паром идет по узкому извилистому затону, вдоль берегов которого расставлены в случайном порядке лодки, рыбаки и отдыхающие. По правому борту видны торчащие из воды ржавые остовы двух барж, затопленных еще в незапамятные советские времена. Минут через десять паром выбирается из затона в основное русло Волги и все туристы начинают метаться от борта к борту со своими фотоаппаратами, чтобы выбрать получше ракурс для фотографирования монастыря. Вместе с туристами мечутся по палубе и дети. Впрочем, они это делают безостановочно все полчаса, пока идет паром.

В Макарьеве все выходят на берег и идут в монастырь, минут за десять или пятнадцать его осматривают, а потом уходят на Волгу купаться и ждать обратного парома. В монастыре тихо, ухоженный сад, яблони, усыпанные зреющим белым наливом, и войлочные вишни. Трава под вишневыми деревьями усыпана уже подвяленными от долгой жары черными ягодами. Можно прогуляться по саду, посмотреть на спящего в цветнике кота, у которого одного уха нет совсем, а от второго кто-то отгрыз больше половины, и заглянуть на крошечное монастырское кладбище. Там, рядом с могилами монахинь, есть скамеечка под деревьями, на которую можно сесть, задуматься и просидеть… секунд тридцать, не больше – монастырские комары, злые, точно казни египетские, прогонят и со скамейки, и из сада, и из монастыря на берег. На берегу придется сидеть еще часа два в ожидании обратного парома. Тем временем в монастыре начнется вечерняя служба, и с монастырской колокольни раздастся колокольный звон. Часть туристов вернется в монастырь, чтобы посмотреть на службу, а часть пойдет в макарьевский магазин за пивом и мороженым. Наконец придет паром. Все погрузятся и поплывут обратно, кроме двух легковых автомашин, которые столкнулись при заезде на палубу и теперь остаются в Макарьеве ожидать гаишников, которые неизвестно когда приедут. Под их крики и ругань паром отходит от берега.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
От погреба до кухни. Что подавали на стол в средневековой Франции
От погреба до кухни. Что подавали на стол в средневековой Франции

Продолжение увлекательной книги о средневековой пище от Зои Лионидас — лингвиста, переводчика, историка и специалиста по средневековой кухне. Вы когда-нибудь задавались вопросом, какие жизненно важные продукты приходилось закупать средневековым французам в дальних странах? Какие были любимые сладости у бедных и богатых? Какая кухонная утварь была в любом доме — от лачуги до королевского дворца? Пиры и скромные трапезы, крестьянская пища и аристократические деликатесы, дефицитные товары и давно забытые блюда — обо всём этом вам расскажет «От погреба до кухни: что подавали на стол в средневековой Франции». Всё, что вы найдёте в этом издании, впервые публикуется на русском языке, а рецепты из средневековых кулинарных книг переведены со среднефранцузского языка самим автором. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зои Лионидас

Кулинария / Культурология / История / Научно-популярная литература / Дом и досуг
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука