Движения резкие, порывистые, но без суеты, чувствовалась привычка командовать. Пронзительный взгляд из-под густых бровей сразу оценивал собеседника, словно просвечивал насквозь. На столе перед ним раскрытая папка с документами, очки в простой металлической оправе, карандаш с обгрызенным концом.
Я отметил характерную деталь: руки с въевшейся типографской краской. Значит, лично работает с документами, не перекладывает на помощников. Такие руководители внушали мне уважение и в будущем, те, кто сам вникает в детали, а не просто подписывает бумаги.
— Проходите, товарищи, — его голос с характерным грузинским акцентом звучал приветливо, но с явной командной ноткой.
Я сразу отметил детали кабинета, огромная карта индустриализации на стене, простой письменный прибор, стопки документов на столе. Никакого былого купеческого шика, строгая рабочая обстановка.
— Значит, будем разбираться с вашим заводом, — Орджоникидзе сел за стол, жестом пригласив всех садиться. — Орлов, что там у военных?
— Серго Константинович, — Орлов достал папку, расправляя аккуратно подшитые листы. — Мы провели повторные испытания образцов на полигоне в Кунцево. Могу доложить, результаты крайне неоднозначные.
Он говорил четко, по-военному, постукивая карандашом по ключевым цифрам:
— В стали Крестовского обнаружены микротрещины в структуре металла. При длительных нагрузках это приведет к разрушению. Для оборонного заказа это неприемлемо.
Орджоникидзе нахмурился:
— Конкретнее. Какие последствия?
— При использовании в бронетехнике, — Орлов достал схемы испытаний, — металл начнет разрушаться через три-четыре месяца эксплуатации. В условиях боевых действий срок еще меньше. А в артиллерийских системах… — он покачал головой. — Это просто опасно.
Я заметил, как человек из комиссии Куйбышева что-то быстро записал в блокнот.
— Что с заказом? — Орджоникидзе подался вперед.
— Заказ на сто двадцать тонн специальной стали для Ижорского завода и еще восемьдесят тонн для Мотовилихинских заводов, — Орлов сверился с бумагами. — Если использовать сталь Крестовского… — он помедлил. — заказ в итоге будет провален.
В кабинете повисла тяжелая тишина. Было слышно только тиканье настенных часов.
— А образцы Краснова? — нарком повернулся ко мне.
— Разрешите доложить, — Орлов достал второй комплект документов. — Полное соответствие техническим требованиям. Структура металла однородная, испытания на разрыв и усталость показали превышение нормативов на тридцать процентов. И главное, полная стабильность при длительных нагрузках.
Он разложил на столе документы:
— Вот сравнительные таблицы структуры металла. Разница очевидна даже неспециалисту.
Я внимательно следил за реакцией наркома. Его пальцы слегка постукивали по столу, признак напряженного внимания. Значит, вопрос действительно его интересует.
— Покажите результаты, — он повернулся к Сорокину. — Вы ведь главный специалист по этой технологии?
Молодой инженер чуть побледнел, но справился с волнением. Четко, по-военному начал раскладывать графики:
— При температуре свыше тысячи шестисот градусов в стали конкурента начинается разрушение структуры. Вот данные со всеми подтверждающими расчетами.
Я отметил, как изменился голос Сорокина, исчезла неуверенность, появились профессиональные интонации. В своей стихии, технических деталях, он чувствовал себя увереннее.
— Посмотрите на характер кристаллической решетки, — он ловко менял бумаги. — Вот здесь и здесь микротрещины. При остывании металла они превращаются в очаги разрушения. А теперь сравните с нашими образцами, разница, повторяюсь, очевидна невооруженным глазом.
Орджоникидзе внимательно разглядывал документы. Его цепкий взгляд выхватывал детали, о чем-то сосредоточенно размышляя.
— В нашей технологии, — Сорокин уверенно развернул графики испытаний, — мы добились полной гомогенности структуры. Смотрите: даже при температурах выше двух тысяч градусов сохраняется стабильность.
Он достал образцы металла:
— Вот результаты испытаний на разрыв. Прочность выше требуемой на тридцать два процента. Совершенно полная воспроизводимость результатов, что и требуется по техническим стандартам. Мы провели серию из пятидесяти плавок, отклонение не превышает двух процентов.
Я заметил, как Орлов одобрительно кивнул, военный инженер оценил точность и методичность исследований.
— И еще один важный момент, — Сорокин разложил экономические расчеты. — При нашей технологии расход топлива снижается на двадцать пять процентов. А время плавки сокращается почти вдвое.
Он говорил уже совсем свободно, увлеченный любимым делом:
— Мы разработали специальный режим термообработки. Вот график зависимости структуры от температуры охлаждения…
Орджоникидзе поднял руку, останавливая поток технических деталей:
— Ясно, товарищ инженер. — В его голосе прозвучало уважение к профессионализму молодого специалиста. — А почему комиссия приняла другое решение?
Наступал ключевой момент. Я видел, как напрягся человек из комиссии Куйбышева, сейчас все зависело от правильно выбранного тона и тщательно подобранных аргументов.