Вскоре я был готов к встрече. На исходе второго дня я отправился к Колосову.
Как обычно, падал снег. Полностью устал карнизы старого дома в Большом Харитоньевском переулке.
«Бьюик» я оставил за два квартала, дальше пошел пешком. В такую погоду никто не обратит внимания на человека в потертом пальто. Сегодня я без Степана, чтобы сохранить конфиденциальность встречи.
Нужный подъезд я нашел безошибочно, второй от угла, с облупившейся лепниной над входом. Конспиративная квартира Глушкова располагалась на третьем этаже. Раньше здесь жила его тетка, теперь место использовалось для особо важных встреч.
Поднимаясь по старой скрипучей лестнице, я отметил характерные детали: свет в парадной приглушен, но не погашен полностью, на площадках чисто, значит, дворник прикормлен и будет присматривать за посторонними.
Глушков открыл дверь прежде, чем я постучал:
— Проходите, Леонид Иванович. Николай Петрович уже здесь.
В полутемной гостиной, освещенной только настольной лампой под зеленым абажуром, сидел человек лет пятидесяти. Худощавый, с аккуратно подстриженной седеющей бородкой. Золотое пенсне поблескивало в свете лампы. Типичный инженер старой школы, из тех, что составляли техническую элиту еще до революции.
— Колосов Николай Петрович, — представился он, привстав. Голос негромкий, но твердый. В глазах, за стеклами пенсне, усталость и затаенная горечь.
На столе перед ним лежала потертая конторская книга в клеенчатом переплете и несколько папок с документами.
— Присаживайтесь, Леонид Иванович, — Глушков кивнул на свободное кресло. — Чаю?
— Пожалуй, — я достал из портфеля небольшой сверток. — И раз уж мы собрались, то, Николай Петрович, позвольте угостить вас настоящим цейлонским чаем. Знаю, вы его особенно цените еще со времен старой Моргановской чайной на Маросейке.
Я заметил, как в глазах Колосова мелькнуло удивление. Не ожидал, что мне известны такие детали его привычек.
— И еще, — продолжил я, доставая второй сверток, — говорят, вы всегда любили пастилу от Абрикосова. Нашел немного по старым связям.
Колосов растерянно поправил пенсне:
— Помилуйте… Откуда вы…
— А это, — я положил на стол маленький флакон, — лекарство для Марии Николаевны. Настоящий дигиталис из Германии. Мой хороший знакомый, профессор Савельев, говорит, что для сердечных больных это сейчас лучшее средство.
Пальцы старого инженера, державшие флакон, слегка дрожали. Я намеренно сделал паузу, пусть почувствует, что мы готовы позаботиться не только о нем, но и о его семье.
Глушков молча разлил чай в старые фарфоровые чашки, их тонкий узор напоминал о прежней, дореволюционной жизни.
— Знаете, Леонид Иванович, — Колосов осторожно отхлебнул горячий чай, — не ожидал такого человеческого подхода.
— Николай Петрович, — я серьезно посмотрел на него, — для нас важны не только документы. Важны люди. Особенно такие специалисты старой школы, как вы.
Он медленно кивнул, затем вспыхнул:
— Вот это другое дело. Вы совсем другой человек, не то что этот скотина Крестовский. Жаль, что я с вами так поздно познакомился!
Я мягко улыбнулся.
Колосов устало вытер лицо ладонью, словно принимая какое-то решение. Затем отставил чай в сторону и потянулся к потертой конторской книге:
— Вот, смотрите. Первые записи — еще с двадцать третьего года. Тогда Крестовский только начинал махинации с импортным оборудованием.
Его пальцы, привыкшие к точным чертежам, аккуратно перелистывали страницы:
— Здесь — завышение стоимости германских станков на сорок процентов. Здесь — фиктивные накладные на запчасти. А вот… — он достал отдельную папку, — документы по последней афере с рижскими банками.
Я внимательно слушал, отмечая каждую деталь. Колосов говорил все более эмоционально, словно прорвало плотину:
— Двадцать лет жизни отдал заводу. При старом хозяине начинал, при советской власти продолжил. Все для производства, все для дела. А он… — голос дрогнул. — Ради личной выгоды готов все разрушить.
— Почему раньше молчали? — спросил я мягко.
Колосов снял пенсне, устало протер глаза:
— Думал, образумится. Думал, может, время такое, НЭП, новые порядки. А когда понял весь масштаб… — он махнул рукой. — Поздно было. Слишком глубоко в свои схемы всех затянул.
Я раскрыл одну из папок, на стол выпала фотография:
— А это что?
— А это самое интересное, — в голосе Колосова появились жесткие нотки. — Крестовский на встрече с представителями фирмы «Крупп». Неофициальной встрече, в Риге. После нее и появились те самые липовые контракты.
Дождь за окном усилился. Где-то вдалеке прогрохотал трамвай.
— Николай Петрович, — я внимательно посмотрел на старого инженера. — Вы понимаете, что эти документы. Это очень серьезно.
Он кивнул:
— Понимаю. Потому и решился. Нельзя допустить, чтобы такие, как Крестовский, губили нашу промышленность.
— Вы готовы дать официальные показания? Если понадобится, на самом высоком уровне?
Колосов выпрямился в кресле:
— Готов. Теперь уже терять нечего. Только… — он замялся.
— Семья? — понимающе спросил я.
— Да. Жена больна, дети…