Нэпман 1. Красный олигарх

— Смотрите внимательно, — профессор склонился над листами, исписанными мелким готическим шрифтом. — Вот данные испытаний на длительную прочность. При температуре выше тысячи шестисот градусов начинается катастрофическое развитие микротрещин. Крупп столкнулся с этим при производстве корабельной брони в шестнадцатом году.

Он достал из папки еще один документ, страницы которого пожелтели от времени:

— А это внутренний отчет металлургической лаборатории «Круппа». Мне его показывал старый коллега Шмидт во время стажировки в Эссене. Они потеряли целую партию брони для крейсера «Зейдлиц» из-за этого эффекта.

В лаборатории стало совсем тихо. Только гудели трансформаторы новой электропечи для плавки образцов да мерно тикали настенные часы «Сименс» с логотипом завода-производителя на циферблате.

— И теперь главное, — Величковский порывисто встал и подошел к шкафу с образцами. — Я попросил Сорокина провести серию испытаний на усталость металла при циклических нагрузках.

Профессор извлек из шкафа с никелированными ручками поднос с аккуратно разложенными образцами. Каждый был пронумерован и снабжен бирками с данными испытаний, почерк Сорокина я узнал сразу — педантичный молодой инженер писал цифры с каллиграфической точностью.

— Посмотрите на излом, — Величковский протянул мне один из образцов под лампой немецкого микроскопа «Рейхерт». — Классическая картина усталостного разрушения. Точно такая же, как на фотографиях из архива Круппа.

Я внимательно рассматривал характерный рисунок излома. За спиной негромко шипел электрический чайник «AEG», который профессор использовал для своих кофейных экспериментов. Величковский тем временем разложил на столе графики испытаний:

— Три месяца работы при температуре около тысячи градусов, и металл начинает разрушаться. В условиях реального производства, при вибрациях и дополнительных нагрузках, процесс пойдет еще быстрее.

Он снял пенсне и устало протер глаза:

— Крестовский просто скопировал старую немецкую технологию, даже не разобравшись в ее недостатках. А когда проблемы вылезли при испытаниях, попытался замаскировать их под «погрешности измерений».

Я взглянул на часы, стрелки показывали начало одиннадцатого. За окном лаборатории давно стемнело, только огни мартеновского цеха освещали заводской двор.

— Значит, — я аккуратно собрал документы, — мы можем официально доказать не только плагиат технологии, но и ее неработоспособность?

— Абсолютно, — Величковский решительно завязал тесемки папки с патентами. — Более того, я готов лично выступить перед любой комиссией. Это уже не просто техническая ошибка, это преступная халатность, которая может привести к катастрофе.

Когда мы выходили из лаборатории, я мысленно прикинул расклад. Лена должна была уже закончить работу в архиве наркомата.

Если и там нашлись нужные документы, у нас на руках будет полный комплект доказательств, и технических, и финансовых. Похоже, Крестовский серьезно просчитался, понадеявшись, что никто не станет копаться в старых немецких патентах.

Величковский запер дверь лаборатории своим особым способом. Два оборота ключа, поворот ручки, еще пол-оборота. Эту привычку он тоже привез из Фрайберга, как и особый рецепт кофе.

От завода мы поехали по домам. Вместе со Степаном мы подбросили профессора домой, затем поехали сами.

Я только успел снять пальто, когда в дверь особняка решительно позвонили. Елена стремительно вошла в холл, на ее щеках играл румянец от мороза и возбуждения. Агафья Петровна помогла ей снять элегантное зимнее пальто от «Ломана».

— У меня потрясающие находки, — она на ходу поправила брошь-молекулу, слегка сбившуюся набок. — Нужно срочно все обсудить.

Мы прошли в мой кабинет. Массивная бронзовая люстра «Лайолайт» с матовыми плафонами отбрасывала теплый свет на темные дубовые панели стен. У камина поблескивал бронзой старинный самовар «Баташева», оставшийся еще от отца особняка.

На столе красного дерева возвышался новенький телефонный аппарат «Эриксон» с никелированными деталями, последняя модель, только что установленная взамен старого «Сименса».

Елена быстро достала из изящной сумочки «Гермес» блокнот в сафьяновом переплете:

— Смотри, что я нашла в архиве наркомата. Крестовский создал целую сеть подставных фирм в Риге. Вот доказательства.

Пока она раскладывала документы на столе, я уловил тонкий аромат ее духов «Коти Шипр», смешивающийся с запахом архивной пыли. На ее платье от Ламановой, цвета топленого молока, падал свет настольной лампы с зеленым абажуром.

— Вот здесь, — она выложила квитанции рижского банка, — переводы в швейцарских франках. А подпись… — Елена торжествующе взглянула на меня, — подпись принадлежит члену комиссии ВСНХ.

Я склонился над документами. За окном проехал последний трамвай, его звон донесся приглушенно сквозь двойные рамы с бронзовыми шпингалетами. В углу кабинета негромко шипел радиоприемник «Телефункен», настроенный на волну московской радиостанции.