Оказалось также, что Кузнецов собирается остановить теплоход в открытом море и передать систему наведения прямо там. Это значило, что бывший олигарх сильно напуган. Настолько сильно, что даже решил отказаться от взаимодействия с прибалтом. Ну что же, очень закономерный расклад — когда корабль тонет, крысы разбегаются.
Предложение по-боевому проникнуть на теплоход было принято в штыки. И даже не потому, что не хотелось тревожить пассажиров. Просто Ярослав как-то вдруг почувствовал боевой азарт и изъявил желание захватить не только Кузнецова, но еще и тех самых покупателей, которые должны встретиться с ним на корабле.
— А это уже тебе зачем? Что за мушкетерство? — спросил генерал-лейтенант.
— Это не только ради меня, — ответил Скобелев. — Я потерял в этой операции двоих замечательных ребят. Хочу сделать так, чтобы нашим противникам было как можно хуже.
А что может быть хуже, чем разрушить их замыслы? Кстати, как там этот немец, с которым Кузнецов спелся?
— Сегодня официально подал отставку, — пожал плечами генерал. — В отношении его начато служебное расследование. Мы слили коллегам из Германии ровно столько информации, что его хватит засадить лет на десять.
— Маловато, — проворчал Скобелев. — Ну и потом, ему же никто не даст такую тюрьму, как у нас.
— Мы его еще и китайцам слили, — ответил генерал. — Кстати, возьми Кузнецова живым — президент собирается в исполнение договора отдать его на растерзание Ху Дзиньтао.
— Вот это дело! — обрадовался Ярослав.
— Как ты, кстати, собираешься работать на корабле? — спросил генерал.
— Пока не знаю, — честно ответил Скобелев.
По коридору двигалась шумная, заранее привлекавшая к себе внимание процессия — четверо субъектов, представлявших собою более-менее точную копию Карлсона из незабвенного мультфильма. Все четверо были завернуты кто в простыни, кто в половинки разрезанного пододеяльника с грубо прорезанными дырками для глаз. У переднего из-под импровизированного наряда привидения высовывалась рука с полуопустошенной бутылкой шампанского.
Они не скрывались — наоборот, орали какую-то дикую смесь из англоязычных песен (каждый свою, не заботясь о синхронности). Орали трое, четвертый призрак, не владевший иностранными языками, вносил свой вклад пьяным визгом.
Пока обходилось — обслуга, наводившая там и сям порядок, недовольно косилась на припозднившихся гуляк, но сделать замечание, конечно же, не смела. Как и зевавший охранник у одного из поворотов коридора.
Какое-то время они выигрывали. Мальчики господина Кузнецова до самой последней минуты обязаны были сохранять на борту прежний уклад жизни, а следовательно, с носителями валюты продолжали носиться как с писаной торбой.
По крайней мере до тех пор, пока не узреют их лиц или пока они не вторгнутся на служебную территорию.
— Кончайте орать, — негромко распорядился Скобелев. — Начинаются опасные места. И без гуманизма, ребятки, я вас умоляю. Будем как месяц из тумана — резать и бить.
Навстречу попался матрос — на опытный взгляд, невооруженный. Вряд ли он что-то заподозрил, но здесь уже начинались служебные помещения, и он заступил дорогу. Не надеясь, должно быть, на свои лингвистические способности, принялся энергичными жестами показывать, что посторонним туда нельзя. Видя, что его упорно не понимают, попытался объясниться:
— Ферботен. Хальт. Да мать вашу. Ноу трекинг, ю андерстенд? Гоу хоум! Хоум! Ноу турист, здесь сэйлор, сэйлор хоум. Как же вам, бухарям, растолковать. Ноу хоум турист, ит из хоум сэйлорз.
Шишкин аккуратно вырубил его отточенным ударом. Поставил рядом с лежащим бутылку шампанского, чтобы у того, кто его обнаружит, не сразу появились дельные мысли касаемо происшедшего. Они двинулись дальше уже молча, не шатаясь.
Оп-паньки! За поворотом бдительно выдвинулся наперерез рослый охранник, рука уже покоилась в районе пояса. Нехороший взгляд, вполне бдительный.
— Стендап! Джентльменз, сори.
Скобелев ударил его в основание черепа и не теряя времени, полез под пиджак. Пушка с глушителем, запасная обойма.
Больше всего он боялся одного — что радиостанция уже выведена из строя. Умом понимал, что нападающие до последней секунды постараются поддерживать у всех остальных иллюзию, будто на корабле не происходит ровным счетом ничего тревожащего, но в глубине души холодел от страха. Не всегда события идут по логике, даже у профи бывают свои выверты.
Пнул дверь и ворвался первым, уже сбросив с головы дурацкую простыню. Радист обернулся с испуганным лицом, а перед ним мигали лампочки, покачивались стрелки — словом, все выглядело целым и готовым к работе.
Какой там гуманизм, некогда. Шишкин с ходу упер в ухо радисту глушитель и шепотом рявкнул:
— В угол!
Бесцеремонно придал ускорение коленкой, сел за пульт и надел наушники. Радист торчал в углу, прилежно держа руки на затылке. Кулагин держал его под прицелом своего незаряженного пистолета, и все краешком глаза косились на Шишкина — настал тот самый пресловутый момент, когда решается все.