Непобедимый. Право на семью

— Мама смешная, — комментирует Егор, забавно закатывая глазки.

Это заставляет меня снова рассмеяться. Сын в итоге присоединяется. Только Непобедимый остается серьезным.

— Ты не передумала? — спрашивает и впивается взглядом.

Я на миг задыхаюсь. А, когда удается возобновить жизненно-важную функцию, отражаю:

— А ты?

— Насчет чего?

Отворачиваюсь лишь на мгновение. Быстро возвращаюсь и, конечно же, не отступаю.

— Любишь меня, Миша?

У него вид, словно я на него обрушила потолок. Не дышит, не моргает, а в глазах такое пламя разгорается.

— Это единственное условие, Непобедимый, — тихо добавляю я. — Только, когда ты признаешь, что я для тебя весь мир… Только тогда я стану полностью твоей и пойду за тобой, как когда-то обещала, на край света.

43

Непобедимый

Как я не оттягиваю, улетать все равно приходится. В тот же день, как сообщаю об этом Полине, она собирает вещи и уезжает к родителям. Меня такое отношение добивает. Что за женщина?! Даже если я и готов поступиться, сказать ей эти чертовы слова… Когда мне, блядь, это сделать, если она регулярно что-то назло вытворяет? Днем вижу, как ее саму шатает из крайности в крайность. Ночью же… Хотел бы сказать, да только меня и без этих слов во время близости с такой силой разматывает, что элементарно блоки срабатывают, чтобы не сгореть дотла.

Не хватит никаких терминов, чтобы описать, с какими чувствами наблюдаю за ее сборами.

— Ты можешь оставаться здесь, — все, что получается выдавить.

В груди все превращается… Не в камень, нет. Какое-то засохшее, невероятно твердое и мелко-мелко и мелко-мелко крошащееся болото. И это гораздо хуже. Камень способен треснуть. А эта неблагородная порода оказывается практически непробиваемой.

— Не хочу, Миш, — вздыхает как-то убито. Глаза прячет, а у меня под этой усохшей броней что-то адски сжимается. — Что нам тут вдвоем делать? У мамы с папой будет лучше.

Не нахожу слов, чтобы возразить. Точнее, слова приходят. Позже. Но выход замурован.

Понимаю, что второй раз ее теряю. А сделать ни хрена не могу.

Молча спускаю чемоданы вниз. Сам Егора в кресло сажаю и пристегиваю. Он не понимает, что в этот раз едет не просто в гости, а переезжает с матерью на неопределенный срок.

Закрыв дверь, дважды хлопаю по крыше. Таксист плавно стартует. Машина крайне медленно, но неизбежно отдаляется. Провожаю взглядом, пока не скрывается за воротами жилищного комплекса. Сердце порывается стучать быстрее. Только облепивший и застывший вокруг него панцирь не позволяет взять размах. Глухо, сковано и мерно по итогу долбит.

Вылет запланирован только утром. И как я должен прожить вечер и ночь, если с обеда время будто встало? Полина, по сути, не пожелала даже по-человечески проститься. Ветром сдуло принцессу. Что теперь делает? Тоскует?

Михаил Тихомиров: Добрались?

Полина Аравина: Да, уже и пообедали, и вещи разложили. Все супер!

Аравина… Какая она, блядь, Аравина? Хотя, конечно, даже если когда-то получится нахлобучить ей свою фамилию, эти царские загоны никуда не денутся. Перестанет зваться Аравиной, но по сути ею навсегда останется. И ладно… Наверное, за то я ее и… Но, пока еще верю, что с привязкой ко мне заиграет другой гранью, к которой я и смогу намертво примкнуть.

Михаил Тихомиров: С тобой все понятно.

Не знаю, что за малодушная злоба заставляет меня набить это сообщение. Сам себя кляну и отправляю.

Михаил Тихомиров: А Егор как?

Долго бегает карандаш. Подозреваю, что пишет и стирает, потому что четыре минуты спустя приходит очень короткое сообщение.

Полина Аравина: У него тоже все чудесно!

Вздыхаю так бурно, что грудь едва не раскалывается. Откладываю телефон. На долгое мгновение замираю. О чем думаю, сам осмыслить не способен. В какой-то момент просто поднимаюсь, подхватываю ключи и направляюсь к выходу. С определенной холодной решительностью спускаюсь вниз, сажусь в машину, еду по накатанному маршруту.

Аравины моему визиту не удивляются, хотя я у них последний раз был… Дайте вспомнить… Два года назад?

— Добрый вечер, — приветствует сдержано Егор Саныч.

Стася Романовна улыбается.

Я же, ощущая полную растерянность, пытаюсь понять, что теперь к ним чувствую. Злость стихла? Наверное, потому что за четыре месяца, что Полина с сыном жили у меня, они не вмешивались.

— Заходи, Миша, — активно зазывает несостоявшаяся теща. — Мы как раз собираемся ужинать. Полина с Егоркой в кухне.

Киваю, как тот робот, с которым принцесса так часто сравнивает. Прохожу за Аравиными в столовую. Сесть за стол не успеваю, как через вторые двери в помещение входит Полина.

Сколько прошло? Часов шесть? А кажется, что полвека.

Положив на всех и вся, свое достоинство в том числе, выдаю внушительно и многозначительно:

— Я пришел.

Она понимает. Вздрагивает. Принимает.

Контакт случается. Намертво сцепляемся. Все, что нужно, передаем.

Тоже скучала. Ждала. Счастлива.