Непобежденный

А. С. Черняев, занимавший посты помощника Генерального секретаря ЦК КПСС, а затем и президента СССР по международным вопросам, в свою очередь, написал: «Ему мы в первую очередь обязаны Афганистаном. Он подбрасывал разведданные о замыслах империализма и тем самым помогал тому, чтобы страна все глубже увязала в истощающей гонке вооружений. Не мог я в душе положиться на человека, который на протяжении полутора десятка лет делал подлости и наносил огромный вред стране, даже если он действительно вынашивал идею потом, взойдя на вершину власти, осчастливить народ».

Вряд ли нуждаются в комментариях и слова «архитектора перестройки» А. Н. Яковлева: «Юрий Андропов — человек хитрый, коварный и многоопытный. Нигде толком не учился. Организатор моральных репрессий, постоянного давления на интеллигенцию через ссылки и высылки, тюрьмы и „психушки“».

Отмечу, что Михаил Васильевич воздерживался от высказываний по поводу распространившейся после кончины Андропова версии о его причастности к уходу из жизни таких крупных политических деятелей, как Ф. Д. Кулаков, А. А. Гречко, Д. Ф. Устинов, М. А. Суслов и, наконец, Л. И. Брежнев.

Так или иначе, большая часть умозаключений по этому поводу неизбежно сводится к личности главного кремлевского врача, а официально — начальника Четвертого Главного управления Минздрава СССР Е. И. Чазова. Из его опубликованных писаний «Здоровье и власть» и «Рок» следует, что Андропов считал Чазова своим особо доверенным лицом.

«Чазов — фигура зловещая, не враг он, а Бог знает кто еще, — говорил ближайший помощник Брежнева Виктор Андреевич Голиков, — иначе не допустил бы такого лечения и смерти Леонида Ильича. Он всю информацию тащил в КГБ, и там решали, как лечить больного, что рекомендовать…»

Родственники скончавшихся при Чазове руководителей партии и страны отмечали его «удивительную способность в решительную минуту всегда оказываться в стороне или куда-нибудь уезжать». Таким же образом он вел себя и в нераскрытой до сей поры истории с внезапной кончиной второго лица в государстве Михаила Андреевича Суслова.

«Ему было за восемьдесят, дай Бог столько прожить каждому», — цинично изрек Чазов после его смерти. Говоря о возрасте Суслова, кремлевский лекарь то ли по небрежности, то ли сознательно ошибся. Суслову не было восьмидесяти лет. Еще без малого год оставался до сусловского юбилея. По достижении этого возраста Михаил Андреевич твердо решил уйти на пенсию. «В семье об этом было хорошо известно», — писал зять Суслова Леонид Николаевич Сумароков в своих интереснейших воспоминаниях, изданных в Софии и в Вене в начале 2000-х годов.

21 января 1982 года вечером во время просмотра телевизионной передачи о Ленине Суслов вдруг почувствовал себя плохо. Только успел успокоить сидевшую рядом дочь и потерял сознание. Больше оно к нему не возвращалось. Случилось это в Кунцевской больнице, накануне выхода из нее.

«Суслов ложиться в больницу не собирался и как мог этому противился (не лег бы, вернее всего, тогда остался бы жив), но Чазов настоял, сказав, что это абсолютно необходимо, чтобы провести плановое обследование. Сам при этом (позднее мы грустно иронизировали — словно алиби обеспечивал), — пишет Л. Н. Сумароков, — попросту говоря, смотался на юг, „прихватив“ зачем-то в компанию Горбачева… Чего он отправился тогда со „свидетелем“, отнюдь не самой важной в то время фигурой, на Кавказ, когда у него, как минимум два самых высоких после Брежнева пациента (второй — Устинов) проходили лечение и обследование в правительственном медицинском комплексе в Кунцево? Согласно элементарной логике, не говоря уже о врачебной этике, он просто обязан был быть не далеко от этих пациентов.

Как только произошли события с Сусловым, его дочь пыталась связаться по телефону со всеми, от кого, как ей тогда казалось, могло что-то зависеть. Говорила и с Андроповым, и с Горбачевым, и с Чазовым (оба последних уже были в Москве). Реакция на звонки была моментальной, разговор, в общем-то, нормальный, разве что суховатый. Впечатление таково, что звонка от нее и информации о развитии событий как будто с нетерпением ждали.»

Позже выяснится, что 21 января лечащий врач Суслова Лев Кумачев вынудил его принять новое лекарство, необходимость которого не удосужился объяснить. (Известно, что Михаил Андреевич всем лекарствам предпочитал аспирин.)

Находившаяся рядом с отцом Майя Сумарокова увидела неизвестную таблетку, но не успела на это отреагировать.

К Чазову у семьи остались невыясненные вопросы, связанные со смертью впавшего в кому Михаила Андреевича 25 января.

Когда же Майя Михайловна, наконец, встретилась в больнице с Чазовым, «тот, увидев дочь Суслова, казалось, проявил полное сочувствие, уронил голову на руки и зарыдал. Видимо, напряжение было слишком велико, и нервы не выдержали даже у него».

У родных покойного, по утверждению Сумарокова, не случайно зародились подозрения о насильственном характере смерти Михаила Андреевича.