Читаем Неподведенные итоги полностью

Существуют глубинные интересы народа и, если можно так выра­зиться, интересы момента. Эти интересы, как ни странно, не всегда совпадают. Настоящий художник обязан понимать разницу. Интере­сы момента иной раз быстро меняются. И если художник будет руко­водствоваться только ими, он неминуемо опоздает. В особенности с нашим неповоротливым, громоздким кинематографом, где от за­мысла до экрана проходит около трех лет. В искусстве нельзя быть флюгером и откликаться на каждое дуновение. Надо чувствовать глубинные интересы народа. Не дело также плестись в хвосте за ру­ководящими указаниями и директивами. Сатира, санкционирован­ная сверху, не сатира, а конъюнктура. Наоборот, острые, проблем­ные гражданские произведения должны приводить в конечном счете к новым изменениям в обществе. В этом сила и действенность под­линного искусства...

А вот еще несколько записок, которые спрашивают об одном: «Скажите, пожалуйста, как Вам разрешили утвердить такой ост­рый сценарий да еще запустить его для съемок?»

– Руководство Госкино и «Мосфильма» прочитало сценарий и, очевидно, сочло его нужным и полезным. Сценарий был принят к постановке сразу и без всяких замечаний или поправок. Кроме того, он был напечатан в альманахе, где публикуются киносценарии. Так что у меня не было никаких сложностей с запуском фильма в произ­водство и с выпуском его на экран.

«Скажите, что вырезали из фильма?»

– Как это ни парадоксально, из фильма не вырезано ни одного кадра. Пришлось, правда, под руководящим напором переозвучить несколько реплик, сделать так, чтобы они не были, по разумению начальства, чересчур резкими. Но, думаю, какого-либо серьезного ущерба в результате этих поправок фильм не понес.

Записка: «Вы уверены, что Ваша картина – комедия?» Другая записка: «Когда я смотрел фильм – смеялся. Посмот­рев – погрустнел».

– «Гараж» – трагикомедия. Меня давно привлекает этот жанр. Жизнь состоит из смешения грустного и веселого, печального и смешного, серьезного и легкомысленного. Мне очень хотелось, чтобы на «Гараже» смеялись и плакали. А главное – думали! Дума­ли о себе, о жизни, о своем месте и своей роли в жизни. Одни ут­верждают, что она совсем не смешная, скорее, грустная. Другие счи­тают, что «Гараж» – веселое зрелище. Я думаю, правы и те и дру­гие. Дело в том, что в каждом человеке чувство юмора развито по-разному...

Очень каверзное, неожиданное послание: «Вы говорите, что были на собрании, которое послужило поводом для создания фильма. А как Вы себя вели на нем? Для кого из персонажей фильма прото­типом послужили Вы сами? Не спали же Вы на самом деле?»

– Признаюсь честно, такого вопроса я не ожидал. Конечно, очень хотелось бы ответить, что я смело ввязался в схватку с неспра­ведливостью, встал грудью на защиту обиженных, что роль, кото­рую играет Ахеджакова, написана с меня. Но, к сожалению, я вел себя так же, как трусливое большинство. Меня возмутило поведение правления. Я протестовал, но не вслух – только рядом сидящим со­седям. Фактически тоже промолчал... Сначала мне было все безраз­лично, я ведь забежал на собрание на несколько минут, а потом, когда страсти накалились, побоялся, что меня могут вышвырнуть из списка, и не рискнул ввязаться в схватку. Член-корреспондент Смир­новский во многом автобиографичен. И не только, в ситуации с гара­жом, но и в социальном плане. Многие мысли Смирновского близки авторам фильма. Мне было мучительно стыдно за свое поведение на этом собрании. Но если я не решился вступиться за невинно постра­давших тогда, то постарался это сделать, поставив «Гараж». Этим фильмом я стремился загладить свою личную вину, компенсировать трусость, общественную пассивность, проявленные мной на том со­брании. Постановка «Гаража» была для меня самого необходима как человеческое самоутверждение...

Читаю записку: «А как вы оцениваете себя, свое место в нашем кинематографе?»

– Искусство – не спорт. Это в спорте пробежал быстрее всех, рванул ленточку на финише – и вот ты первый. Или прыгнул через планку выше остальных – и ты чемпион! В искусстве другие крите­рии. Не говоря о том, что не дело художника ставить самого себя на пьедестал или заниматься самоуничижением. Оценка творчества – занятие публики, критики, дело времени.

И вовсе не применительно к себе я вспоминаю одну историю, ко­торая мне симпатична. Где-то на Западе известному скрипачу кор­респондент задал аналогичный вопрос:

– Какое место в мире среди скрипачей вы занимаете? Скрипач мгновенно ответил:

– Второе!

Корреспондент изумился скромности музыканта:

– Почему – второе! А кто же на первом месте?

– На первом – многие! – ответил скрипач.

Ага! Вот записка, которую я давно ждал: «Докатились! Сделали фильм против интеллигенции!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное