Непогасшее солнце

Я отпустила руку Никиты и начала крутить небольшую бритву в руках. Я включила её, и она щекотно завибрировала в руках.

– Не хотела с родителями жить?

Никита начал искать коробку с бритвой, что выбрал. Он сел на корточки и просматривал полки под прилавком.

– Не хотела жить в районе родителей.

Я по сей день удивляюсь, как смогла сбежать из места, которое становилось моим адом. Как убежала после всех насильственных действий того мужчины.

– Почему?

Мы поплелись на кассу. Когда Никита задавал вопрос, всегда вежливо поворачивался на меня.

– Ну… Район оказался опасным, – промямлила я, вставая за кассой, в ожидании Никиты, который начал оплачивать покупку.

– Это какой?

Как только мы вышли на улицу, нас обдало уличным жаром. Пот стекал по мне ручьём, по Никите тоже, но он сделал, как любил: снял футболку, оголяя торс, и вытирал ей влажное тело.

Я старалась не касаться парня рукой, но мои пальцы всё равно задевала его живот.

– Полярский район.

– Да ладно? Я про него и говорила! – так по-детски обрадовалась, что остановилась и вылупилась на Никиту, широченно улыбаясь.

– Ты до сих пор живёшь у бабушки?

– Нет.

– Тогда, как вернёмся туда, пойдём гулять вместе. Я покажу тебе безопасные места района, – его пальцы заскользили по моему локтю, и он остановил их на моей ладони. Я не могла сомкнуть пальцы, я ошарашенно таращилась на Никиту. Он зажал в пальцах мою ладонь… Никита взял меня за руку.

– А здесь мы гулять не будем?

Я разнервничалась, застеснялась, и безумно засмущалась. Через несколько секунд мои пальцы зажали его ладонь, и мы попрыгали вниз по ступенькам за руку.

Боялась мужчин долгое время, а сейчас, раз, и взялась за руку с парнем, с которым мы толком и друзьями не успели стать.

Дело в нём? Или во мне?

– Обязательно, но нужно подождать, когда твой мизинец заживёт. Посмотри, бинт покраснел. И давай так, в следующий раз, я пойду с тобой по магазинам в любой день, что захочешь.

И вправду, кровь промочила бинт, и боль становилась яростнее. Пришлось возвращаться в отель. Пока мы шли, продолжали узнавать друг друга больше.

А вдруг это курортный роман? Когда ты общаешься с парнем, начинаешь встречаться, а по возвращению, ваше общение теряется?

Я способна на романы? На любовь? Способна ли я дать мужчине то, без чего они не могут жить? Дать им своё тело…

– Мы с тобой только в один магазин зашли.

– Потому что я мужчина, тебе точно одного не хватит, – он засмеялся, и я снова прислушалась к его басовитому смеху.

– Ты как никогда прав, – рассмеялась вслед за ним. – Ты говорил, что любишь рок, и что тебе нравится в этой долбёжке?

– Долбёжке? Прикольно охарактеризовала, – рассмеялся Никита: – Раньше я слушал всю музыку, был меломаном, но потом пришлось слушать рок, чтобы глушить мысли, – он смотрел вперёд, его кадык дёрнулся, и парень прикрыл глаза.

Его тоже что-то тревожит. У нас свои секреты, сможем ли мы поделиться ими друг с другом? Смогу ли я сказать этому парню, что меня насиловал взрослый мужик?

А он поведает ли мне о тех мыслях, что пытался заглушать?

– А я слушаю песни о любви.

– Я не удивлён, – он смеялся часто, но не всегда его смех звучал весело.

Ладонь потела вместе с Никитиной, но он либо не замечал, либо ему было всё равно, потому что он продолжал держать меня за руку.

Пока рядом с нами люди, пока я вижу, куда мы идём, я согласна на эти действия, но стоит нам отойти не туда, куда нужно, и я не смогу отвечать за свою реакцию.

Психолог приводила мне пример: «Есть пластмассовая деталь от лего, на ней много царапин, но всё же гладкое место у неё осталось. Ты и есть эта деталь. Не позволяй своим царапинам забрать то самое, чистое место».

Если идти с симпатичным парнем за руку, и порой бесконтрольно рассматривать его, эта и есть то чистое место, то мне не хочется, чтобы он зашёл в мои царапины, и поставил новые.

– Что ты находишь в таких песнях хорошего? Этот скулёж разве не портит настроение? – и вдруг он запел, прямо на всю улицу, писклявым голоском он завыл: – Я тебя так любил, но это была-а-а-а-а, не любовь, а полный обм-а-а-а-ан. А-а-а-а.

Я задёргала его за руку, пытаясь успокоить, но сама смеялась так громко, что его пение стало звучать ещё хуже.

На нас косятся, но я безрезультатно пытаюсь успокоить Никиту, а за ним и себя.

– Давай ты споёшь мне свою любимую песню?

– Неа, – сквозь смех с икотой, отказалась я.

– Тогда я начну печать опять! Я-я-я сгорю-ю до тла-а-а, моя любимая ко-о-о-за.

Я остановилась, хватаясь рукой за живот. Я пыталась смеяться, но сил оставалось только на странные, визгливые звуки: Иа-иа-иа.

– Продолжить? Или споёшь?

Дала себе время успокоиться.

– Я ещё хуже тебя пою.

– Куда хуже-то?

Я заметила наш отель, осталось идти совсем немного. Я почувствовала разочарование, и не сразу осознала, что оно из-за скорой разлуки с Никитой.

– Я спою, но тихо, а не как ты!

– Окей, начинай, – парень немного наклонился, чтобы слушать меня было проще. Он на полголовы выше меня.

Прокашлялась, потом ещё раз, тянула время не начиная петь. Но парень открыл рот, чтобы начать завывать, и мне ничего не оставалось, как запеть: