– Но если мы разорвем это обескураживающее высказывание и вставим в середину найденное вами инфолио, на стыках получится вполне осмысленный текст. Тогда рассказ о смерти епископа будет иллюстрировать мысль, высказанную автором. Итак, первая фраза манускрипта, который вы нашли этим утром, должна звучать вот как:
Перечитав текст несколько раз и поразмыслив, я вынужден был признать, что доктор Локард прав.
– Кто-то убрал найденную вами страницу из манускрипта с «VitaConstantini», – проговорил доктор Локард.– Случайно или по умыслу, но от «Vita» уцелела единственная копия, вот почему текст остался неполным и только бессмысленная фраза указывала, что тут имеется лакуна.
Я попытался скрыть свое разочарование.
– Поздравляю вас, доктор Локард, с этой блестящей научной идеей.
– Более того, – продолжал он, словно бы не услышав мой комплимент или не сочтя его заслуживающим внимания, – в пользу такой интерпретации имеется еще одно свидетельство. События, описанные в этой части «Vita Constantini», происходили в девятьсот шестьдесят восьмом году. Так вот, я порылся в различных анналах этого периода и в «Chronicon de Ostberg»[13]
обнаружил такую запись, относящуюся к данной дате: «К большому испугу всего народа, в том году, в декабре двадцать второго дня, вскоре после полудня солнце на несколько минут покинуло небосклон».Он поднял глаза – на его лице был написан восторг.
– Да, это решает дело, – признал я.– Тогда я предполагаю, что Леофранк вырвал страницу из франкского манускрипта и использовал как источник для своей «Жизни».
– Преобразовав его таким образом, чтобы прославить Альфреда и Вулфлака, – добавил доктор Локард.
Не подтвердив подлинность Гримбалдовой «Жизни», мое открытие фактически доказало, что она была выдумана Леофранком. И заставило серьезно усомниться в существовании Вулфлака. Доктор Локард разбил мои надежды дать толчок к фундаментальному переосмыслению личности Альфреда, а ведь он был в данной области не более чем дилетантом! Я чувствовал себя униженным. Я убеждал себя, что как историк ему не уступаю, пусть даже он, судя по всему, прочел все материалы, относящиеся к сфере моих интересов, и обладал поразительной памятью и лингвистическими дарованиями. Он казался мне не более чем логической машиной, не творцом, а разрушителем, холодным, лишенным воображения и потому не способным воспринять дух прошлого. В момент своего триумфа он был отталкивающе холоден. Глядя на него, я готов был его возненавидеть за то, что он не упивался своей победой надо мной. Можно было подумать, он настолько меня превосходит, что мое унижение ему нисколько не льстит. Одно меня утешало: рассказ о предательском и трусливом поведении короля, как выяснилось, не имел к Альфреду никакого отношения. Оставался неразрешенным один важный вопрос.
– Что вы намереваетесь предпринять с публикацией, доктор Локард?
– Материал столь важен, что научный мир должен узнать о нем незамедлительно. Практически получено доказательство, что все относящееся к Гримбалду не может рассматриваться как источник. Что требуется в идеале, это научное издание манускрипта, а также соответствующих источников. Собственно, требуется несколько томов.
– Всенепременно, – горячо согласился я.– Однако такое издание будет чрезмерно дорогим даже для какого-нибудь из университетских издательств.
– Манускрипт был найден в этой библиотеке, где он пролежал почти восемь сотен лет, – с холодной страстью архивиста произнес доктор Локард.– Леофранк был здешним епископом. Мне бы желалось, чтобы настоятель и капитул поддержали этот проект. «Annales Thurcastrienses»[14]
.Я взирал на него изумленно.
– Такое возможно?
Он задумчиво покачал головой:
– Не исключено. В настоящее время фонду предстоят крупные расходы, но, если положение изменится, могут высвободиться определенные ресурсы.
Ненадолго наступило молчание.
– Для работы над подобным изданием, – начал я осторожно, – потребуется ученый с глубоким знанием периода и источников.