Непогребенный

Я открыл заложенную страницу и, убедившись, что здесь начинается одна из сказок, принялся за чтение. Однако сосредоточиться мне не удавалось. Возможно ли, спрашивал я себя, что фигура, которую я видел на галерее, а затем на площади, – плод моего воображения? Разумеется, за вечер я выпил один или два лишних, по сравнению со своей обычной нормой, стакана вина. Приняв это во внимание, я смог объяснить многое из того, что видел, но не все. Возможно, к примеру, я простоял на ступенях собора дольше, чем мне казалось, и к тому времени, когда догадался поискать взглядом следы, они успели скрыться под снегом. Непонятным оставалось, как ухитрился незнакомец, не обогнав меня, попасть с галереи на место, где я его увидел позднее. Даже сейчас, в уютной постели, я не мог заставить себя посмеяться над испытанным тогда суеверным ужасом: меня не покидало странное чувство, что я столкнулся с выходцем из иного мира или иного времени. Непрошенно пришли на ум слова Остина о вечном проклятии – о том, что его таинственная страсть ввергла его в погибель. Существо, с которым я встретился этой ночью, было недобрым – и даже проклятым, если за этим словом скрывается какой-то смысл.

Любопытствуя, что читает Остин, я нехотя просмотрел раскрытую сказку. Это оказалась довольно обычная история про храброго юного принца и прекрасную принцессу из зачарованного замка, но, как ни странно, она сильно меня растревожила.

Дойдя до конца, я некоторое время лежал, вспоминая кое-какие страницы собственной жизни. Приблизительно через час я услышал, как Остин пробрался в дом и поднялся по лестнице. Прошло еще полчаса, прежде чем я забылся беспокойным сном.

ЧЕТВЕРГ, УТРО

Остин, вероятно, спал еще хуже, чем я: без четверти семь, сойдя к завтраку, я не застал его в столовой. Я приготовил для нас обоих кофе и тосты, а через несколько минут он появился, бледный и осунувшийся. Я надеялся, что он заговорит о ночных происшествиях, поэтому за едой мы обменялись двумя-тремя фразами, не более. Я заметил, что, когда Остин подносил к губам чашку, рука его тряслась. Он избегал моего взгляда, я поступал точно так же, смущенный мыслью, что он, быть может, дознался о моей слежке. Он мог меня видеть или – это только что пришло мне в голову – заметить в холле следы растаявшего снега.

Наконец Остин произнес:

– Я буду ждать тебя у библиотеки в час закрытия.

– Зачем?

Он явно был удивлен.

– Ты разве забыл, что старый мистер Стоунекс ждет нас сегодня к чаю?

Я не сразу сообразил, о чем он говорит. Наконец я вспомнил, что фамилия, которую он произнес, мне знакома. Конечно! Вчерашний пожилой банкир назвал ее, говоря о своем предке, который купил дом.

– Но он пригласил меня на завтра. То есть нас.– Я не мог понять, как Остин узнал об этом.

– На сегодня. Он имел в виду сегодня.

– Я уверен, что он называл завтрашний день. Пятницу.

– Он поменял день.

– Но, Остин, откуда ты знаешь? Я забыл тебе сказать, что виделся с ним вчера, когда пришел посмотреть надпись.

– Знаю.

Я удивился. Не хочет ли он признаться, что шпионил за мной? Внезапно смутившись и не желая ничего больше слушать о его странном поведении, я продолжил:

– Мне и в голову не приходило, что ты ко мне присоединишься. Откуда тебе известно, что он перенес дату?

– Откуда? Он мне сказал. Вчера вечером я его случайно встретил. Я и сам забыл вчера поставить тебя в известность.

– А как он узнал, что ты мой друг? Уверен, я ему об этом не говорил.

– В этом городе секретов не существует, – отрезал Остин, и стало понятно, что более подробного ответа я не дождусь. – Итак, я встречаю тебя у библиотеки, когда она закроется, и мы вместе идем туда.

Я кивнул. Это было странно. Если Остин не следил за мной вчера, когда я беседовал с пожилым джентльменом на заднем дворе нового дома настоятеля, то почему он затеял с мистером Стоунексом разговор? Похоже, мои подозрения подтверждались. Он следовал за мной по пятам и, вероятно, желал выяснить, как прошла наша со стариком встреча.

Через несколько минут Остин наскоро привел себя в порядок и был готов к выходу, хотя по-прежнему выглядел небритым и неряшливо одетым. Я подождал его. Открыв дверь, мы обнаружили, что в последние часы снега успело нападать несколько дюймов. Мы молча побрели по почти нетронутому снежному полю.

У двери трансепта мы миновали двоих мальчиков. Один из них обхватил другого за плечи, и я улыбнулся Остину, гадая, не напоминает ли ему эта картина нашу собственную молодость, но он как будто не заметил их. Мальчик постарше, бросивший на Остина презрительный взгляд, был одет, как я понял, в форму средней школы – синюю куртку, бриджи, башмаки с пряжками; во втором же мальчике, одетом в простую черную курточку и бриджи, я заподозрил ученика школы певчих. Я вспомнил слова Остина о соперничестве двух школ; эта картина им противоречила. Когда мы проходили мимо, младший мальчик что-то говорил (а вернее, пытался сказать: он отчаянно заикался) об опоздании и о грозящих ему неприятностях.