Непокорная

Мысли тут же практически с визгом шин притормаживают, и, клянусь, я чувствую запах жженой резины. Трясу головой, чтобы избавиться от них. Потому что вопрос: «А что, если бы мне понравилось испытать на себе то, что испытывает сабмиссив Одри?» прожигает мне мозг. Это, мать твою, неправильно, и я уверен, что не хочу меняться ролями с сабой. Но где-то в глубине души червячок сомнения точит мою уверенность, оправдывая все тем, что я все равно задолжал ей сессию в качестве Нижнего, так что мне в любом случае придется на пару часов поступиться своими принципами.

Ближе к вечеру, когда мои маленькие соперники уже обессилены, папа разжигает барбекю. Тина с мамой повели детей в душ, а мы втроем остались во дворе потягивать пиво. Мы лежим на шезлонгах и наслаждаемся видом заходящего солнца.

– Ты крут в общении с детьми, – говорит Эйдан.

Мой старший брат работает в сфере рекламы, а потому правильные мысли продает не хуже нас с отцом. Я знаю, к чему он сейчас клонит, но настойчиво увиливаю от ответа, который он ждет от меня.

– Твоих малышей невозможно не любить.

– Ты о своих не задумывался?

Я закатываю глаза и кладу голову на шезлонг.

– Я так и знал, что ты заговоришь об этом.

– Сын, я тоже волнуюсь, – встревает папа. – Ты не приводил в дом девушек лет с восемнадцати.

– Точно, именно тогда я уехал учиться в Нью-Йорк.

– Слушай, Кел, – произносит Эйдан, садясь на шезлонге и поставив ноги на плитку. Теперь он повернут ко мне и его взгляд направлен прямо на меня. – Если ты сменил ориентацию, мы поймем. Никто в этой семье тебя не осудит и ты можешь привести своего парня в дом к родителям.

– Что? Какого хера, Эйдан? – выкрикиваю я, а потом перевожу взгляд на отца и тот выглядит виноватым. – Блядь, пап, и ты туда же? Какого черта, мужики?

Эйдан поднимает руки и выставляет вперед ладони, в одной из которых все еще зажата бутылка с пивом.

– Эй, не кипятись, брат. А что мы должны были думать? Ты уже столько лет сам.

– Да кто тебе сказал, что я сам?

– О, у тебя есть девушка? Круто! Кто она? – Черт, в глазах Эйдана светится такой неподдельный интерес, что мне не хочется его разочаровывать. Опять же, все эти разговоры о моей ориентации выбили меня из колеи, и я зачем-то выпаливаю:

– Ее зовут Одри. – Как только осознаю, что именно произнес вслух, тот тут же захлопываю рот. Черти раздери мое подсознание, которое, не переставая, двадцать четыре на семь крутило картинки с этой бестией в моей голове. Ну почему было не вспомнить Лору? Это бы больше походило на правду.

У отца с Эйданом как по команде поднимаются брови.

– Чем она занимается? – спрашивает папа.

Я мнусь, потому что не знаю, чем занимается Одри, помимо прожигания денег своего отца.

– Она… в общем, мы еще об этом не говорили. – Я еда сдерживаю себя от того, чтобы зажмуриться, потому что и сам прекрасно понимаю, насколько по-идиотски это звучит.

– В смысле, ты встречаешься с девушкой и не знаешь, чем она занимается? – спрашивает папа.

– Я… У нас отношения начались не совсем традиционным образом.

Меня понесло. Я перегнул с отношениями, но хотя бы не соврал насчет их незаурядного начала. Черт, под пронизывающим испытующим взглядом отца я превращаюсь в двенадцатилетнего мальчишку, разбившего мячом окно соседки миссис Паттон. Я мямлю и несу чушь, забывая о том, что являюсь одним из самых успешных адвокатов штата Невада. Черт побери эту чертову Одри и моего брата.

– Поделишься? – не успокаивается отец.

– М-м-м, нет, – отвечаю я. – Это очень личное.

– Личное? – спрашивает Эйдан и начинает хохотать. – Пап, да он присунул ей пару раз, не удосужившись узнать о девушке ничего.

– Эйдан, фильтруй речь, – строго говорит отец, но все еще сверлит меня взглядом. – Ты уверен, что у тебя отношения с ней, Кел?

– Более чем, – отвечаю я, и делаю несколько больших глотков пива.

Отсрочка не помогает, и я чувствую себя дерьмово, вынужденный лгать своим самым близким людям. Какого черта я вообще произнес такое вслух? По мере того, как разговор возвращается в нормальное русло, и мы обсуждаем последние достижения папы на поле для гольфа, я расслабляюсь. Ровно до того момента, пока на запах жарящегося мяса не выходят на улицу мама, Тина и дети. Женщины быстро сервируют стол и расставляют салат и вареный картофель, пока малыши носятся по саду, выпрашивая у дедушки, чтобы мясо жарилось быстрее.

Мама подходит к нам, берет меня под локоть и с заговорщической улыбкой уводит в сторону качелей в беседке, овитой виноградом. Я знаю, о чем она будет говорить, и меня начинает мутить от этой темы еще до того, как она успевает открыть рот. Из раза в раз одно и то же. Казалось бы, я уже должен привыкнуть, но нет. Каждый раз, как первый. Как только мы приземляемся на сиденье и качели начинают с тихим скрипом покачиваться, мама поворачивает ко мне и голову и тут начинается:

– Сынок, я хотела с тобой поговорить. Мы с папой не молодеем. Эйдан уже обзавелся семьей и детьми. Я так волнуюсь, что ты живешь один, дорогой. Неужели во всем Лас-Вегасе не отыскалось хотя бы одной девушки, достойной моего мальчика?