Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

А дальше настало время долгого, скучного возвращения, начавшегося с поездки на «Убере» к автовокзалу на Мейн-стрит. Следующий рейс до Денвера отбывает на рассвете? Превосходно. Мне же нечем больше заниматься, кроме как раздавать мелочь попрошайкам и несколько часов мариноваться в терминале, пропитавшемся запахами немытых тел, травки и застарелой вонью, как в дешевом мотеле.

Когда подошло время, автобус смог предложить мне лишь то же самое. На протяжении следующих шестнадцати часов. В пять тридцать утра Лас-Вегас покидают лишь люди особенного сорта.

Чего я точно не ожидала обнаружить — здесь? сейчас? — так это то, что один из них был особеннее других. В терминале я его не замечала, так что, возможно, он сел в автобус по пути, на одной из остановок в северо-западной Юте, пока я отсыпалась.

Я могу сказать только, что он обнаружился на одном из задних рядов, когда я во второй раз посещала автобусный туалет. Волосы у него были не мыты несколько дней, а выпадали, похоже, уже лет десять. Как и у сидевшей рядом женщины помоложе, у него была грубая красная кожа, типичная для людей, много времени проводящих между солнцем и асфальтом.

Я немедленно забыла, что хотела попи́сать.

Что заставляет тебя неотрывно пялиться на отдельных незнакомцев так, словно тебе веки гвоздями прибили? Что заставляет тебя думать: хм-м, а я ведь знаю о нем гораздо больше, чем должна? Что побуждает тебя улыбнуться, не зазывая и не поощряя, и знать, что это не будет истолковано превратно и что никто никому не предлагает перепихнуться в сортире?

Я могу говорить только за себя, но теперь я знаю: это та похожая на ледяной огонь штука, которая однажды прожгла в моей щеке дыру и с тех пор пробиралась к моему сердцу, опустошая меня и заполняя.

И в этом взгляде, который скрывает сдерживаемое мной зло, нет ничего общего с «намасте».

Я вспомнила новость, о которой слышала много лет назад. Кажется, это случилось в Канаде, в точно таком же автобусе. Какой-то парень отрезал голову другому пассажиру. Он охотился за инопланетянами, и Господь сказал ему: чувак, смотри, вон один из них — лучше разберись-ка с ним на месте.

Разница в том, что я уверена в своей правоте и контролирую себя. Вам придется изуродовать меня гораздо сильнее, чем вы уже это сделали, чтобы я стала тем, во что вы, чудища небесные, хотите меня превратить.

— У тебя ведь было очень странное детство, да? — спросила я у обожженного солнцем мужчины.

Они с девушкой, похоже, были вне себя от страха. Не каждый день тебе является валькирия. Не исключено, что они тоже вспомнили про канадский автобус. Через несколько секунд он робко кивнул. Странное… ну да.

— Нелегко, наверное, когда никто не верит в то, что ты точно о себе знаешь, в то, что для тебя нормально. Когда никто даже не понимает. Но как они могли понять? У них совершенно другая система координат.

За тонированными окнами автобуса со скоростью восемьдесят миль в час проносилась мимо пустыня, изнывавшая под светом звезды, до которой было девяносто три миллиона миль. Это ослепительное сияние покинуло поверхность Солнца восемь с лишним минут назад. Неудивительно, что столь многие из нас идут по жизни, чувствуя себя не в том месте и не в том времени.

— Вы до самого Денвера едете? — спросила я у них.

Мужчина сперва взглянул на свою спутницу — типа, стоит ли мне говорить правду этой сумасшедшей? А потом признался, что да, до самого.

— А потом куда?

— Честно говоря, не знаю. Разберусь. Я просто… почувствовал, что мне нужно туда поехать.

Я ни разу не видела человека, более озадаченного тем, что и почему он делал. Интересно, если бы я оказалась достаточно близко, чтобы заглянуть в маленькие глазки сотен птиц-камикадзе, прежде чем они устремились к скале, помнившей, как она была колоннадой, увидела бы я там то же самое выражение?

Я не стала больше беспокоить этих достойных людей.

Мы выехали на рассвете и начали подниматься по Западному склону Колорадо на закате. По мере того как сгущалась темнота, воздух редел, а вокруг нас поднимались величественные горы, мне становилось все проще отключиться от окружающих и притвориться, что есть только я, и мое окно, и черно-синее небо за ним. Звезды выглянули из своих укрытий, и казалось, будто ничто уже не имеет значения — ни два дня постоянного движения, ни фиговая еда, ни сон урывками, ни покрасневшие и чешущиеся глаза. Мне просто хотелось, чтобы мы с Бьянкой обнялись и сказали друг другу, что теперь все будет хорошо.

Мы были где-то к востоку от Вейла, когда небо озарила вспышка — полоса зелено-белого огня, снижаясь, летевшего на север. Клянусь, в последние наносекунды перед тем, как погаснуть, она была ниже, чем вершины самых высоких гор вдалеке. Я подумала было о том, как близко к моему дому упал этот метеорит, но оказалось, что шоу еще не закончено. Он оказался не один. За ним последовало еще пять или шесть полос — меньше, выше и севернее, направлявшихся в сторону Вайоминга, а то и Монтаны.