Неповторимое. Книга 3

Накануне поездки я заказал через Генштаб себе машину на аэродром, собрался с мыслями и, как ни странно, почувствовал себя уже спокойно — видно, обида, возмущение и горечь от несправедливости уже перегорели. Однако в душе затаилась, притихнув на время, злость на людей центрального аппарата, использующих такие «методы работы» для очернения честных, преданных стране людей. А ведь случай со мной далеко не единственный! Это же самый настоящий гнусный подкоп гнусной партократии, а никак не коммунистов. Эти партийные бюрократы и чинуши никогда коммунистами не были.

Я продумал свои действия. Решил так: если будет грубое, необоснованное давление — отвечаю тем же, но ни за что не изменю своим принципам, что бы меня ни ожидало; если же комиссия будет склонна спокойно, по-деловому во всем разобраться — я готов доложить детально, чем были вызваны те или иные мои решения. А в принципе был готов к самому худшему, поэтому уже прикинул, что, если исключат из партии, значит, придется уходить и с должности. Разумеется, тогда я немедленно напишу рапорт с просьбой об увольнении. И хоть генерал-майора тогда увольняли в запас не ранее 55 лет, а я был генерал-полковником и в возрасте только 51 года, но можно было сослаться на «здоровье» и т. д. На административную работу на Украине меня, конечно, возьмут.

Вот с таким настроением я прилетел в Москву и сразу отправился в грозный комитет. Захожу в соответствующую комнату — там восседают Соловьев, Потапов и еще кто-то. Подхожу к Потапову:

— Вот, Иван Перфильевич, как дико может обернуться дело! И никто не хочет разобраться по справедливости. Ни наш Главпур, ни ваш административный отдел. Всем все безразлично.

Иван Перфильевич молчит. Чувствую, что он тоже переживает, но вида не показывает и, конечно, марку ЦК должен выдержать. Подошел Соловьев:

— Я хочу вас сориентировать, как будет проходить заседание…

— Мне не нужна ваша ориентация! Один раз вы уже это сделали, благодаря чему я и оказался здесь. Я сам разберусь, что к чему. Вот генерала Дятковского ориентируйте, — умышленно грубо отрезал я Соловьева.

— Ну, что вы так?.. — начал было Иван Перфильевич.

— Он заслуживает еще худшего обращения, — сказал я и отошел к окну. — И вообще не трогайте меня и не «разогревайте» до заседания.

Минут через 15–20 нас повели в зал заседания. Он находился этажом выше. Фактически это была большая комната, посередине которой стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол. На противоположном конце стола на фоне большого окна сидел председатель комитета А.Я.Пельше. Справа и слева стола располагались члены комитета. Приглашенные, как бедные родственники, мостились у стен на стульях. Здесь же посадили и нас с Дятковским, и слушание «дела Прикарпатского военного округа» началось.

Слово для доклада было предоставлено заместителю председателя комитета Косову. В преамбуле он довольно долго говорил о том, каким должен быть коммунист и что надо этим званием дорожить. Затем сделал переход на Прикарпатский военный округ — как сам командующий войсками округа коммунист Варенников понимает это и дорожит этим. И далее изложил все то, что было написано в анонимке, но более подробно и с «глубокими» выводами. Правда, вначале, как бы оправдываясь, докладчик оговорился, что анонимные письма у нас фактически не разбираются, но в данном случае было сделано исключение, так как буквально за полгода комитет был завален такими письмами, и всё на одну и ту же тему — командующий Варенников нарушает законы. Комитет почувствовал неблагополучное положение в округе и вынужден был проверить состояние дел. И комитет не ошибся — все подтвердилось. Мало того, и коммунист Варенников, судя по его объяснительной записке, не понимает порочности своих действий. И далее Косов, раскладывая Варенникова по полочкам, после каждого эпизода подчеркивал, что это несовместимо с высоким званием коммуниста.

Я понял, к чему клонит докладчик. Когда же по этому поводу выступили почти все члены комитета, дружно говорившие о том, что пора положить конец этим бесконтрольным действиям горе-единоначальников, которым дали большую власть, а они ею не только злоупотребляют, но и наносят ущерб государственным интересам, — я окончательно пришел к выводу, что вопрос уже предрешен и никакого делового разговора здесь, с этими аллигаторами, конечно, не будет. Я смотрел на эти фигуры, и, да простит меня читатель, мне казалось, что у каждого вместо лица было рыло старого крокодила. С раскрытой пастью, готовой схватить и проглотить любого, кто здесь появится.

Когда все высказались, Пельше обратился ко мне:

— Что скажет коммунист Варенников?

Я вышел приблизительно к середине длинного стола и, понимая, что вопрос о моем пребывании в партии уже решен, начал: