Расписались и свидетели: доктор Геббельс, Мартин Борман.
Свидетели подписали завещание в 4 часа 29.04.45 г.
Первое завещание в комментариях не нуждается, поскольку оно имеет личностный характер. В то же время нельзя обойти одну важную деталь. Считая Мартина Бормана фактически единственным своим другом, Гитлер надеялся, что этот друг в точности исполнит его последнюю волю – сожжет тела его и Евы Браун, а пепел развеет. Но возможно и другое: Гитлер самим фактом такого обращения к Борману надеялся побудить его к благородному шагу – исполнить последнее желание фюрера.
Однако Борману было не до него. Как и другие вожди рейха, он был озабочен другими проблемами – как спасти свою жизнь, исчезнуть из Берлина и замести после себя следы. Так всегда было, есть и будет в любой преступной группе – будь то группа бандитов или группа политиков, волей случая добравшихся до власти в стране и творящих тяжелейшие преступления против своего народа.
Во втором завещании Гитлер информирует, что перед своей смертью он исключает из партии рейсхмаршала Геринга и лишает его всех прав, которые даны были ему указом от 29 апреля 1941 года. Далее он сообщает: «Исключаю из партии и лишаю всех прав бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера». Это решение он объясняет тем, что Геринг и Гиммлер изменяли ему, Гитлеру, и покрыли несмываемым позором Германию, что вели тайные переговоры с противником и пытались захватить власть в государстве.
В этом же завещании определялся состав правительства:
– президент – Дёниц, гросс-адмирал;
– канцлер – доктор Геббельс;
– министр партии – Борман.
Ниже шел список шестнадцати членов нового кабинета министров.
Как и любой диктатор, Гитлер считал, что самое тяжелое преступление – это измена лично ему. Не стране, не народу, а именно ему. А то, что он поставил свой народ в тяжелейшее положение, – это не в счет. У нас Горбачев тоже смахивал на Гитлера в миниатюре. Конечно, от Гитлера, как от личности, он отстает на несколько порядков, а по степени предательства своего народа превзошел всех иуд, кто был до него в истории. Только Ельцин мог сделать больше и капитальнее в этой области. А вот по части преданности и у Гитлера и у Горбачева (как и у Ельцина) эти понятия были одни: «Если мне лично предан – это правильно! Если в моих действиях, какими бы они ни были, начинаешь сомневаться или тем более выступаешь против – это преступление». А то, что выступление было против преступных действий, – не в счет. А вы посмотрите, читатель, как Гитлер пытается снять с себя ответственность за катастрофическое поражение и падение Германии. Он говорит, что Геринг и Гиммлер вели тайные переговоры с противником и вынашивали мысль о захвате власти. Вам это ничего не напоминает? Так вот, по второму завещанию Гитлера можно задать вопрос: а правда, что Геринг и Гиммлер вели переговоры с противником? Да, правда. Но в отличие от армянского анекдота, где все понимается наоборот, здесь присутствует другое: и то правда, и другое правда. Правда то, что Геринг и Гиммлер, спасая свою шкуру, хотели через англо-американцев решить эту проблему за счет Гитлера. Но сам Гитлер тоже в свое время вел переговоры с противником и являлся заразительным примером для подчиненных. Это он послал 10 мая 1941 года Гесса – самого близкого своего человека – на самолете в Англию для такого рода контактов с руководством страны, с которой Германия была в состоянии войны. В связи с этим вспоминается очерк «Сталин и начало войны» Ивана Стаднюка, помещенный в сборнике «Народ отстоял Отчизну» (с. 28), где разбирается случай с Гессом: «Вячеслав Михайлович Молотов… заговорил: – Когда мы со Сталиным прочитали об этом (о Гессе. –
Этот эпизод, пронизанный юмором, который был характерной чертой и Сталина, и Молотова, еще раз подтверждает не только осведомленность, но и убежденность нашего руководства в решимости Гитлера на авантюру – рано или поздно напасть на Советский Союз.