Я неслышно цыкнула и покачала головой. Серёжа, как оказалось, привык шутить абсолютно серьёзным тоном. Или просто бросаться словами… Всего за час, что мы пообщались до восхождения на высотку, я узнала о нём гораздо больше, чем за всю позапрошлую ночь. И подчеркнула для себя кое-какие новые его качества, не только пугающую прямолинейность, категоричность и умение подавлять, но и способность быть невероятно, как-то аномально даже, ласковым.
Сейчас он был именно таким со мной. Заботливым, нежным, согревающим. Он неустанно обнимал и целовал меня; держа за руку, непроизвольно поглаживал большим пальцем; то и дело закладывал за ухо растрепавшиеся от ветра волосы; окутывал вниманием…
Раньше я бы никогда не поверила, что восемнадцатилетний парень может дарить столько тепла. Насколько я помню, ребята в этом возрасте слишком зациклены на своих физических потребностях, чтобы отдавать кому-то что-то.
Им бы всем только получать. Ещё и ещё. Как Мише. Хотя Мише уже давно не восемнадцать…
Вспомнив бывшего мужа, я аж дёрнулась. И тут же непроизвольно отшатнулась от Серёжи: в разрыв между нами проник студёный воздух и неуютно лизнул меня в затылок под воротником.
— Что такое?
— Ничего…
Я не хотела портить момент. Не хотела обижать парня. Но что-то опять пошло не так. Мучительные мысли, одна за другой, словно по цепной ядерной реакции, мгновенно размножились в моей голове. Я вспомнила, что тоже не девчонка, что у меня взрослый сын… А ещё бывший муж, который снова навис над моей жизнью угрозой… И что над Серёжиной жизнью нависаю теперь я…
Прямо здесь и сейчас. Я гублю не только свою репутацию и всё, что боюсь потерять… А, скорее всего, создаю немалые проблемы и этому «тёплому» мальчишке.
Я закрыла лицо руками.
Всё так неправильно…
Серёжа-Серёжа… Что же мне делать с тобой…
— А знаешь… Я видел этот фокус в фильмах, он всегда действует… — похоже, уловив ту же волну, зачастил он.
Я уже заметила, что когда его что-то тревожит, он либо начинает очень быстро говорить, либо становится страшно серьёзным.
Тут он шагнул к бортику и, ловко подтянувшись, запрыгнул на него. Перекинул одну ногу наружу и уселся сверху.
— Что ты делаешь?! — ужаснулась я.
— Погоди…
К несчастью, происходило именно то, за чем я меньше всего в этой жизни хотела бы наблюдать. Глупый мальчишка вставал на этот бортик ногами! То есть, кедами. Наверняка, ещё и летними, и опасно-скользкими…
— Короче… — поймав наконец равновесие, продолжил он, глядя на меня с какой-то странной, наглой, я бы даже сказала «дьявольской» улыбочкой. — В романтических всяких историях… типа «Красотки»… Если что, это любимый фильм моей матушки… — пошатнувшись и этим едва не доведя меня до инфаркта, объяснился он. — Какой-нибудь отмороженный псих… типа Красотки… обязательно щекочет второму главгеру нервы…
— Это ты сейчас решил так мои нервы пощекотать?! Мне кажется, самого нахождения здесь вполне достаточно!
— Нет…. То есть, да… То есть, я согласен, это, конечно, шаблон, но, согласись тоже, всегда же действует!
Очередной порыв ледяного воздуха сорвал с его головы капюшон, и я закричала:
— Серёж, слезай пожалуйста!!!
Самым тяжёлым в этот момент было самой не дёрнуться, не сорваться к нему, ведь любое неосторожное движение (и моё тоже) могло стать для него роковым…
Чёрт, зачем я вообще связалась с этим… безмозглым, безрассудным, безответственным… ребёнком!..
— Конечно слезу, — примирительно заверил он. — Только ты сначала мне кое-что пообещаешь.
— Это нечестно!
— Я знаю.
— Ты манипулятор!
— Согласен.
— Я ненавижу манипуляторов! — со всей своей огромнейшей злостью выпалила я.
Но его моя интонация, похоже, ни капельки не смущала.
— Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что это наше свидание не последнее, — очень серьёзно, уже без улыбки и провокации в голосе, заговорил он, глядя на меня теперь так болезненно, что я сразу поняла, как много это для него значит. — Мы встретимся ещё? Обещай мне. Сейчас.
— Ты дурак?! Конечно же, мы встретимся!!! — не выдержав наконец, расплакалась я.
И в следующую минуту он был уже в моих объятиях. Крепких, судорожных, истеричных объятиях, которые я, кажется, не смогла бы разомкнуть никогда…
И снова шептал мне, снова в свободное ухо:
— Только не обмани теперь, слышишь? Это грех, правда…
Глава 22
Сергей
— Слышь, по-моему, она это для тебя поёт, — усмехнулся Трунин.
Я шутку не оценил:
— Дебил, это песня про маму.
Развалившись в первом зрительном ряду на собственных, скинутых на сидения, куртках, мы с Труниным наслаждались нежным голоском «Маленькой страны». Точнее, не знаю, как Трунин (он одновременно рубился в «Пи Эс Пи»), но я — точно да.