— Я слишком расстроилась, чтобы съесть тыквенный пирог.
— Я куплю тебе все тыквы в Филадельфии и мои испечем свой собственный. — он пробегает руками вверх и вниз по моей спине. — Прости меня, Софи, не следовало вести тебя туда.
Что?
— Ты не хотел меня с ними знакомить?
— Я хотел, чтобы ты была там для меня, Софи, потому что ты все делаешь лучше. Было эгоистично с моей стороны приводить тебя туда, — его ладони пробираются под штанишки моей фланелевой пижамы и обхватывают попу. — Мне следовало заказать еды и весь день держать тебя голой в своей квартире, убеждая разрешить мне трахнуть эту идеальную задницу.
Я отталкиваю его. На секунду, он выглядит удивленным, пока я не говорю:
— Джина.
Его лицо становится каменным, по его выражению ничего нельзя разобрать.
— Джина не проблема, Софи.
— Ты был помолвлен с ней! — возмущаюсь я. Как он может пренебрегать своими отношениями с ней и моими чувствами по этому поводу? Стану ли и я когда-нибудь никем для него?
— Очень давно.
— Я тогда училась в средней школе.
Он в недоумении смотрит на меня, затем спрашивает:
— Когда я был помолвлен с Джиной?
— Да, — отвечаю я, не глядя ему в глаза.
— Что именно тебя беспокоит? То, что я был помолвлен или то, что ты училась в средней школе, когда я был помолвлен?
— Всё. Ничего. Я не знаю.
Я смотрю себе под ноги и Люк приподнимает мой подбородок так, чтобы наши глаза встретились.
— Я намного старше тебя, Софи. Это проблема или нет?
— Нет, — я качаю головой. — Если я не думаю о ней, — я подчеркиваю последнее слово.
— Она едва ли единственная женщина, с которой я … — он замолкает, когда я сердито смотрю на него, и смеется.
— Почему она все еще здесь? — голос у меня как у сумасшедшей. Разве он может дружить со своей бывшей? Но для меня она была сукой, не так ли? — Неважно.
— Мы работаем вместе, Софи, вот и всё. Для меня, она никто, — последние слова он произнес, касаясь губами моего уха, а его дыхание щекочет меня, заставляя дрожать. Он обхватывает ладонью заднюю сторону моей шеи и проводит большим пальцем по мочке уха. Я киваю, затем оборачиваю руки вокруг его шеи и целую его.
— Мне бы больше понравилось представлять тебя в средней школе, не доставляя тебе неудобств, — говорит он, разрывая поцелуй. Он с интересом разглядывает мою маленькую комнату. Его взгляд движется от половины комнаты Дженны к моей половине. Наша комната небольшая и сейчас здесь бардак. В географическом плане, наше общежитие недалеко от квартиры Люка на Риттенхауз Сквер, но в финансовом плане, они далеки друг от друга. Моя комната, буквально, размером с его гардеробную.
Он делает шаг и рассматривает мою пробковую доску. Боже, что у меня там? Бюстгальтер, который был на мне сегодня, висит на спинке стула. Пальцами, он дотрагивается до поверхности моего стола, где разбросаны учебники и тетради. Ему, наверное, интересно, что он делает со студенткой колледжа. Блядь, это трусики валяются на полу у него под носом?
Я не знаю что сказать, пока он не заканчивает осмотр. Я не собираюсь извиняться за свою комнату. Мне, возможно, немного неловко, но извиняться я не собираюсь. Я уверена, что он тоже когда-то жил в общежитии. Очень давно. Блин. Это то, о чем он думает? Сколько времени прошло с тех пор, как он был студентом? Насколько мы разные?
Он поворачивается ко мне с лукавой усмешкой:
— Ты никогда не занималась здесь сексом.
Очевидно, что не занималась. Он единственный, с кем у меня был секс и всегда в его квартире.
— Нет.
— Мы можем исправить это, прямо сейчас, — усмехается он.
Ах, вот, что было у него на уме? Он хочет быть единственным, кто трахал меня в моей комнате в общежитии?
— Да, пожалуйста.
— Да, пожалуйста? — повторяет он. — Такая вежливая, ты, маленькая дерзкая девчонка, — говорит он, преодолевая расстояние между нами. — Должен ли я быть вежливым? — он наклоняется и целует меня под левым ухом, ожидая ответа. — Давай, Софи, позволь мне любить тебя, малышка. Я сделаю тебе хорошо, клянусь, — он целует меня вдоль скулы, целомудренно, обнимая руками за бедра, одетые в пижаму. Я не понимаю, что происходит. — Я засуну только кончик, ладно?
Я смеюсь. Он выдал мне секс-фразу колледжного клише.
— Я все еще буду уважать тебя утром, малышка.
Я смеюсь, когда он накрывает мой рот своим. Он продолжает шептать глупые шуточки, но его рот и руки действуют, в присущей Люку, безупречной манере. Я подыгрываю, потому что это забавно и очень горячо. Кроме того, мне нравится, когда он не может сфокусироваться и ухмыляется моим словам. В этот раз, предварительные ласки занимают у нас больше времени, чем обычно.
— Можно снять твою футболку? — спрашивает он, как будто я могу отказать.