Неправильный рыцарь (СИ)

И пока герольды выкрикивали многочисленные титулы и регалии господина барона, пока суетились слуги и оруженосцы, а дамы в спешке решали, что именно подарить победителю и, главное, кого же он выберет («Ах! Ах! Ах-хх!»), пока купцы заключали пари, а благородные господа пытались вспомнить (или же, наоборот, забыть, поскорее забыть — и никогда, никогда не вспоминать больше!) свое участие в других турнирах, выехавший на арену рыцарь молча, почти не мигая, смотрел куда-то вдаль.

Черты его лица производили впечатление чеканного металла. Казалось, создавая столь прекрасный, столь удивительный образчик телесного совершенства, Господь не успел завершить свой труд и хоть мало-мальски да смягчить их. По королевству ходили упорные слухи, что Он не успел и еще кое-чего, весьма и весьма существенного. (Или же, за другими, неотложными, делами — просто-напросто забыл.) Например, вложить в него душу — как вливают дорогое вино в не менее драгоценный сосуд.

Однако, глядя на рыцаря, никто не мог поверить в это. Эффект, производимый его внешностью, можно было сравнить с восходом солнца.

Дамы, все как одна, готовы были идти за ним хоть на край света, рыцари — брататься или же (за неимением излишков благородства — как то денег и пары-тройки титулов) стать одним из числа его воинов и слуг. Простолюдины же от великого, неописуемого восторга и воспаленной, необузданной фантазии, никогда (ну, то есть даже ни разу!) не просили у него милостыню. Не осмеливались и надеяться на подобное счастье — так же, как не надеялись, что им подаст ангел небесный.

Те же, кто накоротке либо просто хорошо знал благородного Эрлиха, усмехались: мол, ангел скорей бы наскреб несколько медяков либо горстку серебра — чего нельзя, ну никак нельзя было сказать о благородном Эрлихе, бароне фон Труайльдт. Впрочем, отнюдь не скаредность была тому помехой, но благочестие и, достойная всяческих похвал, богоугодность, свойственная далеко не каждому из рыцарского сословия. Ибо сир Эрлих считал себя не вправе хоть немного улучшить то, что ухудшил по своему усмотрению сам Господь. Он (разумеется, Эрлих, а не Господь) говорил, что неправильно — улучшать заведомо ухудшенное. Мол, это не по-божески.

Кое-кто, правда, хотел оспорить мнение благочестивого Эрлиха и, переубедив его, склонить от истинного благочестия к слепой и неразумной расточительности.