Глава 2
Глава вторая
Увы, барон Эгберт Филипп Бельвердэйский совершенно не походил на светлый романтический идеал. Как не являлся он и цветом рыцарства, и примером для подражания. Да он (что тут скрывать!) и не стремился к этому.
Невысокого (если не сказать — маленького) роста, он имел весьма своеобразную внешность. Очевидно, создавая Эгберта, господь бог не то пошутил, не то отвлекся на что-то более существенное и неотложное. В общем, был настроен крайне легкомысленно и заканчивал свой труд явно второпях. Чем иным объяснить то, что фигура рыцаря, будучи чрезмерно субтильной, казалось, состоит из веточек и палочек, готовых подломиться в любой момент. И даже его широкие плечи не спасали положение.
Эгберт тихо страдал: исправить что-либо казалось невозможно. Ни постоянные упражнения, ни три крестовых похода (один тяжелей другого) не сделали его фигуру крепче и мощней. Наоборот! Все части его тела, укрепившись, истончились до такой степени, что Эгберт нигде не мог подобрать себе готовые доспехи. Что всякий раз вынуждало его изрядно раскошеливаться, заказывая их у лучшего мастера, и тот, само собой, обдирал рыцаря, как липку. Происходило это приблизительно так.
Хитрый ремесленник сначала с гордостью демонстрировал готовое изделие и лишь затем, собрав все мыслимые комплименты, торжественно объявлял цену. Наступала пауза. Откровенно наслаждаясь выражением лица заказчика, ошеломленного несусветной суммой, мастер с улыбкой пояснял: мол, у господина — нестандартная, совершенно особенная фигура. О, нет! Не прогневайтесь — ничего обидного! Нет, нет! Это комплимент. От полноты души, да-да, господин барон! Но в силу своей неповторимости, изготовление доспехов вызывает м-мм… некоторые сложности и гм-м…м-да! Дополнительные затраты.
Особенно изготовление поножей на у-ун-ни-икальные господские ноги. (Уникальность ног Эгберта заключалась в их кривизне. Это обстоятельство облегчало ему езду верхом, но изрядно тяготило душу и опустошало кошелек.) Вся разыгрываемая интермедия сопровождалась почтительно-восторженными комплиментами, шутками-прибаутками, бесконечными поклонами и уверениями в преданности. Произносимый текст не менялся ни на йоту, но всякий раз звучал очень убедительно.
Голова Эгберта, в форме яйца, поставленного острым концом вниз, держалась на такой тонкой шейке (даже не шейке — шеечке), что каждый, кто впервые видел рыцаря, приходил в ужас, опасаясь, что первый же порыв ветра сорвет её с плеч и унесет в неведомые дали. Видно, творцу стало все же неловко за содеянное и, вовремя спохватившись, он постыдился завершить работу без какой-либо компенсации. Надо отдать ему должное: красота лица господина барона — изумительная, редкостная — с лихвой перекрывала все прочие недостатки. Шелковистые каштановые локоны, мягкими волнами обрамляя лицо, ложились на плечи. Эгберт отпустил их в надежде скрыть неудачную, по его мнению, форму головы и большие, слегка оттопыренные уши. А поскольку в моде у мужчин были короткие стрижки, рыцарь, не желая вызывать кривотолки, потихоньку распустил слух о данном им Святой Деве
С тех пор и знатные рыцари, и простолюдины вдвойне почтительно кланялись ему, а все особы женского пола — от сиятельной графини до грязнули-судомойки — с замиранием сердца любовались его блестящими локонами.
Впрочем, женщины восхищались не столько изысканной рамой, сколько заключенной в нее прекрасной картиной. Тонкий породистый нос Эгберта, с легкой горбинкой и изящно вырезанными полукружьями ноздрей, был, правда, чуточку длинноват. Однако это его ничуть не портило и отлично сочеталось с формой губ. Крупные, чувственно изогнутые, они имели какой-то девичий, нежно-розовый цвет и казались вспухшими от поцелуев. Когда же рыцарь улыбался, на его щеках играли ямочки. Но лучше всего были глаза. Огромные, в пол-лица, и постоянно меняющие цвет: изумрудно-зеленые в обычном состоянии, в минуты задумчивости они приобретали какую-то таинственную, почти мистическую, синеву и глубину. На фоне нежно-золотистой кожи они казались затягивающими в себя омутами. И многие из дам мечтали в них утонуть.