Непреодолимое черничное искушение

Возможно, то, что ты принимаешь за любовь, на самом деле просто увлечение, которое пройдет без следа через несколько месяцев. У нас с тобой есть общие воспоминания. Есть общее прошлое – поле летней черники, как мы слушали радио на заднем дворе дома твоих родителей, как ты рисовала под дубом около сарая… Да, у нас есть прошлое, и я думаю – есть будущее. Пожалуйста, не руби сплеча. Пожалуйста, обдумай все, не спеши. Не делай того, о чем можешь потом очень жалеть. Это все, о чем я прошу. И помни: на свете нет никого, кто любил бы тебя так же сильно, как я.

Чет».

Я глубоко вздохнула. Было так странно слушать, как Рой читает письмо своего дяде к моей бабушке. И почему-то я чувствовала себя виноватой за то, как вела себя бабушка, и мне хотелось извиниться – за ее жестокость и равнодушие по отношению к Чету и его чувствам. Но я ведь не была ею, а Рой не был Четом – поэтому я сомневалась, что это будет уместно.

– Мой дядя был не из тех, кто быстро сдается и отступает, – заметил Рой, вкладывая письмо обратно в конверт и протягивая следующее мне.

Это письмо было написано спустя всего неделю после первого. Чет снова просил бабушку не спешить и рассказывал ей, как сильно любит ее. И еще описывал свою жизнь в зимнем Мэне.

«Вчера я видел Джорджа Клири и Руби Сван, они поднимались на Хаббард Хилл с санками, и я подумал о тебе. Вспомнил прошлую зиму, как мы с тобой катались на санках с этого холма вместе, как только что выпавший снег хрустел у нас под ногами, как при дыхании образовывались белые облачка пара у наших лиц… Без тебя холодно. Черничные кустики в ледяном плену, и ветер воет ночи напролет, как голодный зверь. Я скучаю по тебе. Я люблю тебя».

– Это так красиво, – мои глаза наполнились слезами.

Почему, ну почему она их не читала?! Почему не могла написать ему в ответ? Мне было ужасно обидно за Чета. И страшно хотелось устроить им спиритический сеанс у медиума, чтобы они могли поговорить, могли сказать друг другу то, что не смогли, не успели сказать при жизни.

– Никогда не думал, что мой дядя может быть таким поэтичным, – задумчиво сказал Рой, покосившись на меня. – Он действительно очень любил твою бабушку.

Я кивнула, не зная, что сказать, и протянула ему следующее письмо, датированное январем 1951 года.

«Я искал тебя везде по городу всю Рождественскую неделю. Надеялся, что ты приедешь домой и я смогу хотя бы краем глаза увидеть тебя: например, как ты едешь в «Студебеккере» отца или катаешься на коньках. Но потом я узнал, что ты поехала в Калифорнию, чтобы провести праздники с родителями Генри. Сердце мое снова разбилось. И зима такая невыносимо долгая без тебя».

Через две недели он писал:

«Чапмэны повесили твою картину на стену в кафе. Так здорово видеть ее там! Люди смотрят и вспоминают, как ты победила в конкурсе. А я рад, что ты нарисовала эту картину летом – мне это помогает не забывать, что в этих местах не всегда лежит снег».

В феврале Чет пишет, что узнал о ее помолвке с моим дедушкой:

«Не понимаю, как мне жить дальше, – писал он – зная, что ты станешь его женой, что он займет то место, на котором должен был быть я».

В мае он написал письмо уже из Вермонта.