Непрерывное восхождение. Том 1. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Воспоминания современников. Письма Н. К. Рериха, Ю. Н. Рериха, С. Н. Рериха. Труды

Беликов был в курсе всех изварских дел, о них ему постоянно сообщали его собственные ленинградские корреспонденты. О том, что в доме разместился сельсовет и проводятся бракосочетания, в соседних комнатах расположилась библиотека, в мезонине – детская художественная школа, что вследствие полной бесхозности в морозы лопаются трубы отопления, текут потолки и непонятно по какой причине отсутствует водопровод. А в это время в Индии, в Бангалоре, Святослав Николаевич тоже беспокоился: «Много получил газетных вырезок о восстановлении дома Н. К.[8] в Изваре, – пишет он своим стремительно летящим почерком. – Бывали ли Вы там? Было бы очень хорошо, если бы Вы туда как-нибудь поехали, посмотрели, что там делается. Дом был старинный, пишут, что остался детальный рисунок, подаренный Стасову. Что осталось от дома? Очень хорошо, если это будет Библиотека-музей, Н. К. был бы этому очень и очень рад. Пусть его память озаряет живое дело именно там, где было положено основание его дальнейшим устремлениям».

И когда вопросы устройства в доме мемориального музея были решены, Беликов подарил в Извару сто сорок снимков семьи Рерихов, сорок неопубликованных очерков из автобиографической серии «Листы дневника», книги и другие уникальные материалы. 192 негатива он посылает в Кабинет Н. К. Рериха при Музее искусств народов Востока в Москву, а также 150 неопубликованных очерков Николая Константиновича из серии «Листы дневника. Моя жизнь». Заведующей Кабинетом при музее О. В. Румянцевой 4 сентября 1979 года он сообщает: «Письма Е. И.[9] я смогу для Вас устроить». Столько же документов передается им в Барнаульский краеведческий музей и в музей в Верхнем Уймоне на Алтае. Из Новосибирской и Горьковской областных картинных галерей, Русского музея в Ленинграде, отовсюду в Эстонию шли письма с просьбой помочь, посоветовать, поддержать:

«Вы единственный человек, который лучше всех знает Рерихов, поэтому напишите, пожалуйста, что Вы считаете необходимым представить в экспозиции. Какие документы, материалы, фотографии и прочее, чтобы нам не испортить с самого начала благие намерения», – письмо из Дирекции музеев Ленинградской области.

Мне всегда было любопытно встретиться с Валентиной Павловной Князевой, которую Павел Федорович пригласил в соавторы своей книги о Рерихе в серии «ЖЗЛ». Поэтому в один из приездов в Ленинград я нашла ее в Русском музее. Старший научный сотрудник, кандидат искусствоведения, заведующая отделом живописи рассказала:

«Помню, делала первую рериховскую выставку. Было это в конце пятидесятых, когда вернувшийся в 1957 году на родину Юрий Николаевич Рерих привез в дар нашей стране завещанные отцом полотна. Событие в культурной жизни страны огромное. На наш музей буквально сваливается настоящее богатство – триста рериховских картин! Выставку надо открывать, все волнуются, народу толпы, а мы, сотрудники, не знаем, как и подойти к полотнам. Раннего-то Рериха все “проходили”, он вошел во все учебники, а позднего видим – впервые.

Юрий Николаевич охотно взялся нам помочь, толковал сюжеты, объяснял содержание, но успел провести только два занятия. Неожиданно ушел из жизни, и оборвалась цепочка между нами и полотнами. Каким-то образом о нашей беде узнал Павел Федорович, приехал и сделал то, что не успел Юрий Николаевич Рерих.

Несколько позже сама жизнь заставила меня сесть за книгу (“Рерих-художник”. – Н. С.), чтобы осознать Рериха как явление. И опять трудность – нет никаких материалов о позднем Рерихе. И вновь помощь из Эстонии».

И еще одна сторона жизни исследователя, мало известная, как бы он сам о себе сказал, «не флаговая» (в письмах он разделял работу на «флаговую» и «работу по закладке фундамента») – ежедневная, кропотливая, невидимая миру работа, отнимавшая массу времени – переписка с корреспондентами. Среди одних только постоянных было ни много ни мало от сорока до пятидесяти человек. Немало приходило и разовых посланий. Такие, вспоминает сын Павла Федоровича Кирилл, время от времени мешками выносились в подвал. Переписка, порой длившаяся годами, требовала особого внимания, такие письма и копии ответов на них раскладывались по отдельным папкам, чтобы через неделю-месяц можно было продолжить беседу. Нередко это были философские диалоги по самому широкому спектру тем. Порой особо любознательные авторы задавали разом до двадцати вопросов, и ответы на них, безукоризненно выверенные, часто напоминали библиографические справки или научные комментарии. Беликов знал – ошибаться нельзя, его будут цитировать, на него будут ссылаться, они лягут в основу будущих научных работ. В поселке шутили, что почта у них работает на Беликова, потому как кроме беспрерывного потока писем были бесконечные ценные бандероли, заказные отправления.