Однако несколько ранее этого времени одна из групп рериховцев Академгородка открыто распространила разработанный ею «Меморандум Международного Правительства»,[20]
что сразу же приковало внимание органов госбезопасности не только к ним, но и ко всему рериховскому движению. Началась его «усушка и утряска» – и не только в Сибири. Опасаясь обысков в Академгородке, мои единомышленники везли мне в Новосибирск не разрешенные еще к публикации ксерокопии или «манускрипты» эзотерической литературы на хранение – на всякий случай. Некоторые из них до сих пор так и стоят в моем книжном шкафу. И хотя по делу «Меморандума» никого тогда не посадили, но нервы потрепали многим кандидатам и академикам.В связи с этим в начале апреля я получил от Павла Федоровича открытку: «Дорогой Геннадий Владимирович, очень давно не имел от вас весточек. Знаю о новосибирских делах, надеюсь, они обошли вас стороной. Сообщите» (апрель 1979). А в первых числах мая на мой срочный ответ пришло уже большое и подробное письмо от Павла Федоровича с пометкой «исключительно для вас», где он детально анализировал ситуацию в Академгородке и ее последствия.
«Насколько мне известно, – писал Павел Федорович, – “Меморандум” сильно повредил Чтениям. Объем их значительно урезывается, все доклады подвергаются проверке в соответствующих учреждениях. Ко мне тоже проявили повышенный интерес в смысле идеологии моих работ и их отношения к Ж[ивой] Э[тике] <…>. Попаду ли я на Чтения – сейчас еще вопрос. Похоже, что Прибалтику сильно урежут или вообще “зарежут”. В центральной печати после “звонка” из Новосибирска сняли одну запланированную и уже готовую к публикации статью о Н. К.
“Меморандумом” я был возмущен до глубины души. Я не посягаю на право каждого высказывать свое мнение и нести за это ответственность. Но если при этом происходит разрушение с трудом воздвигаемого строительства – то это уже не “героизм”, не “активность”, не “смелость”, а, в первую очередь, предательство со всеми вытекающими отсюда последствиями.
После ухода от нас в 1960 г. Ю. Н.[21]
пришлось заново закладывать фундамент дела Н. К. Я смею утверждать, что мне лучше, чем кому-либо, известно, с каким трудом это делалось, какие препятствия приходилось преодолевать. Чего стоила только книга серии “ЖЗЛ”,[22] пробившая дорогу другим изданиям и оказавшая решающее значение в праздновании юбилея.[23] Я первый начал публикации о Н. К. в научных изданиях и прекрасно знаю, на какие сваи опирается фундамент той широкой популярности имени Н. К., которая в необыкновенно короткое время была достигнута. Доскональное изучение всех трудов Е. И. и Н. К., как опубликованных, так и неопубликованных, их переписки, личное общение с Ю. Н. и С. Н. вооружили меня не только, в меру моих возможностей, усвоенными Знаниями, но и методами их использования. И второе не менее важно, чем первое. Энергией атома одинаково можно стимулировать и жизнь и смерть. Именно по этой причине, при их незыблемости, меняется методика их внедрения в жизнь. Меняется во времени, меняется регионально, меняется с учетом накопленной кармы человечества и Планом Владык, который тоже приходится корректировать в результате свободного, но несовершенного волеизъявления человечества. Вот почему в Ж[ивой] Э[тике] на первое место ставится расширение сознания и соизмеримость. Именно ни того, ни другого не наблюдалось при составлении и предъявлении в официальные инстанции “Меморандума”, что и привело к разрушению, а не к строительству <…>. Содержание же его говорит лишь о самообольстительной претензии на “всезнайство” в деле руководства эволюцией человечества, на готовность взять такое руководство в свои руки и на некую “исключительность”, достигнутую своего рода монопольным правом “сношения с Космосом” <…>. Надо признаться, что с охраной Доверенного плохо у нас обстоит дело и на земных путях <…>. Посылаю вам полный текст “Писем”.[24] Третий том “Т[айной] Д[октрины]”, может быть, удастся переснять. Смог также получить “Разоблаченную Изиду” в русском переводе <…>. По затронутым вами в письме вопросам хотелось бы побеседовать лично» (май 1979).В августе 1979 года по заданию редакции «Вечернего Новосибирска» я оказался на Алтае, в селе Верхний Уймон. И 9 октября, в день 105-летия со дня рождения Н. К. Рериха, вышел мой большой очерк под названием «Музей в ладонях гор».