«Дом как дом», – подумалось тогда мне. У нас на Руси такие сплошь и рядом, особенно в глухих деревнях. Жилище, похоже, когда-то было окрашено бесцветной краской. Нижний этаж был из ракушечника. Второй этаж – из дерева – жилой, внизу – подвальное помещение. Зашли с задней части дома. На земле – гора мусора из консервных банок, рядом – пристроенный туалет. Просунув руку в какую-то щель, моя спутница достала ключ, отперла дверь, мы зашли. Прямая, крутая лестница привела нас в маленький коридорчик. Слева – открытая дощатая дверь в туалет, а напротив, на стене, грязные полосы. Видимо, обитатели этого дома не привыкли пользоваться туалетной бумагой. Моя подружка быстро зашла в жилое помещение, я за ней. И тут я заметил двух амбалов, которые встали позади меня. Еще один сидел за столом, на котором стояли выпивка и закуска. С этого момента подробностей я не помню. В голове все перемешалось. На ломаном русском языке сидящий за столом пригласил меня выпить и закусить. Двое сзади стояли, не двигаясь. Я тоже замер. Мелькнула мысль: «Удастся ли мне выйти отсюда живым?» За секунды перед глазами промелькнула вся моя жизнь. А пожил-то я мало, ничего путного сделать не успел. И тут я сделал движение вперед, к столу, почему-то не чувствуя своих рук. А затем – и откуда только силы взялись и такая прыть! – резко повернулся, с размахом открыл дверь. Меня не задерживали. И тут я понял, что сбежать не удастся. Я прекрасно помнил, как моя спутница закрыла дверь, как только мы вошли в дом. Но я побежал, ворвался в туалет и с силой ударил плечом стену против окошечка в две доски шириной, да так, что дерево не выдержало, и я головой вниз упал на сваленные в кучу консервные банки. Я резво поднялся на ноги и быстро, насколько мог, побежал на свет прожекторов к пирсу, где стояли корабли. Наш корабль стоял вторым. Пронесся через контрольно-пропускной пункт. Надо было видеть меня в тот момент, оборванного, помятого, с лицом, исцарапанным до крови. Ворвался в кубрик. А там ребята, только что пришли из увольнения. Расспрашивают меня, а у меня сердце рвется из груди, воздуха не хватает, рот открываю, а сказать ничего не могу, как рыба.
На следующий день меня вызвали к командиру. Ребята подготовили меня для разговора, придумали версию. Ее я и рассказал командиру: как гражданские обижали девушку, я решил заступиться, в итоге мне же и досталось. Не знаю, поверил ли он мне, но наказания я избежал.
22. Интернатская закалка
После случая в Прибалтике на девчонок я долго не смотрел.
В увольнения ездил к тете Ане, ходил в театр или кино. Зимой катался на коньках на стадионе. Изредка заходил к землякам, которые учились в институте, сельхозтехникуме. Однажды поехал к дяде Ване на 23-й лесозавод, и там произошел случай, который мог стоить мне жизни.
Несколько часов увольнения на лесозаводе прошли быстро. Снова через Двину, на трамвай, потом пешком на корабль, и не дай Бог опоздать (дисциплина была на высоте). За опоздание грозило наказание и самое для нас страшное – лишение увольнения на срок от месяца до полугода или лишение отпуска после двух лет службы.
Подхожу к берегу реки. Иду по проторенной дорожке, с обеих сторон отмеченной березовыми ветками. Было темно. Я задумался… и чуть не провалился в воду. Дело было в том, что примерно за полчаса до меня по Северной Двине прошел ледокол «Капитан Воронин». Морозец стоял около
10-15 градусов ниже нуля. Посредине полыньи лед был мелкий и на течении шевелился. Как же быть? Опаздывать с увольнения нельзя!
Вернулся обратно к лесозаводу. По пути обнаружил три лежащих на льду доски, связанных вместе по концам. Видимо, упавшее предупреждение об опасности. Это меня подтолкнуло на мысль переправиться через реку с помощью досок.
Они оказались тяжелыми и неподходящими. Но на берегу у завода досок было еще много. Я выбрал четыре старые сухие «двадцатки», одинаковые по длине. Две доски постоянно подо мной на пяти точках опоры. Место выбрал, где толще и гуще лед. Поочередно меняя доски и толкая их по шевелившемуся льду, перебрался, подмочив ноги, рукава и живот. Ноги постоянно проваливались в воду со скользких ледяных досок.
Когда перебирался по разбитому льду, одна мысль была в голове: как бы не опоздать с увольнения и вовремя прибыть в часть. А вот когда уже перебрался и посмотрел назад, то по-настоящему испугался, да и промокшая одежда на морозе давала о себе знать.
Бегом я добрался до трамвайной остановки. Согрелся.
В трамвая было холодно и безлюдно. Я все время двигался, прыгал… Потом быстро, насколько это было возможно в обледеневшей шинели, вернулся на корабль без опоздания.
Отделался легким насморком. Думаю, что помогла интернатская закалка.