Непридуманная история Комсомольской правды

Мы развозили и устанавливали по всей стране детские аттракционы в парках провинциальных городков и небольших английских деревеньках. А стоящие там аттракционы разбирали, грузили в фургоны и везли дальше, в другие деревни, чтобы английской детворе жилось как-то веселее, что ли. Неделю детвора радуется, катается, визжит, пищит, смеется, плачет от восторга, а потом мы привозим им другие аттракционы.

Я понял, почему мои друзья были такие чумазые. Все детали этих огромных механизмов были обильно смазаны машинным маслом и грязью сырых английских парков. Кроме нас в парках работали десятки других парней из других компаний. У них были свои аттракционы – у нас – свои.

– Они наши конкуренты? – спрашивал я.

– Нет! – отвечали мне парни. – Скорее они – партнеры. Мы делаем одно дело и не пересекаемся. У нас разные механизмы. У них бассейны, надувные городки, карусели, качели, тир, а у нас – автодромы, машины.

Наши механизмы были довольно громоздкие. Как только мы приезжали в какой-то городок, вся команда выпрыгивала из автобуса и начинала действовать четко и слаженно, как орудийный расчет. Каждый знал, что надо делать, и лишь только я бегал от одного к другому, пытаясь симулировать бурную деятельность. Хозяйский сынок, толстый мальчик двенадцати лет, взял меня под свою мощную опеку. Звали мальчика соответственно – Скотт. Это имя, как никакое другое наиболее подходило ему. Этот Скотт то и дело кричал мне: «Алекс! Возьми то! Отнеси туда! Принеси это!» Для него это была какая-то изуверская игра. Его, видимо, забавляла подобная покорность взрослого дядьки, поэтому иногда он просто прикалывался, заставляя меня унести в урну бумажные стаканчики и обертки из-под чипсов. Я его чуть было не возненавидел, но усилием воли быстро погасил это деструктивное чувство. Маленький ишшо для ненависти! Я даже умудрялся поговорить с ним, неся в руках чугунную болванку.

– Скажите, Скотт! Какие успехи у вас в школе? – спрашивал я, таская железяку и покраснев от натуги.

– А я не учусь! – отвечал малыш. – Работать лучше.

– Напрасно, Скотт! – говорил я охрипшим от натуги голосом. – Я вот, видишь, Университет закончил. И ничего! Учение, брат, – свет!

Меня поразило и то, что английские парни перед работой не дерябнули, не шарахнули, не вмазали, а лишь попили чайку. Какое-то издевательство над трудовым процессом! А работали они после чая без перекуров и перерывов. Ребята! Не ездийте на работу в Англию! Они тут без перерывов работают! Они не такие, как мы! Работайте дома!

15. Когда домой придешь в конце пути – свои ладони в Темзу опусти…

Спать меня определили сначала с пацанами Доном и Роландом. Пацаны каждую ночь курили марихуану, смеялись, пердели и жрали. Я не мог спать в такой обстановке. Утром они, как ни в чем не бывало, просыпались и бодро шли работать. Я был вял, как голодный, упоротый зомби. Великан Боб в каждом городке имел знакомых баб и приводил их на ночь в наш вагончик. Ночью они занимались любовью, кряхтели, орали, визжали, скрипели, смеялись, ласкались, возились, боролись. И все – без меня! Утром я еле волочил ноги. Глаза слипались. Старина Боб был бодр, неистово груб и весел. Они вообще не знали устали, эти английские пареньки. Я же без сна стал слабеть и еще больше, чем прежде, возненавидел физический труд. Одно меня успокаивало: скоро этот Ад закончится, я улечу в Москву, в свой сераль, наберу пенную ванну, закрою очи, сделаю звук музыкального центра на всю мощность и буду дремать под сладкую колыбельную группы AC/DC.

Сказать, что после моего прихода дела у хозяина резко пошли в гору, было бы большим преувеличением. Я чувствовал, что толку от меня было мало. И, честное слово, мне было неловко. Эти парни сами легко справлялись с этой работой. Я был лишним на этом празднике труда. Поэтому в один прекрасный момент в городке Gravesend, стоявшем на берегу Темзы-матушки, меня с облегчением отдали (или продали?) другому хозяину, которому не хватало умелых рабочих рук. У этого хозяина был огромный автодром.