Неприкасаемые. Легион. Хранители

Причину такой строгости, а именно в наведении повсюду стерильной чистоты, и изъятии не разрешенных правилами тюрьмы предметов, объяснили тем, что на базу прибывает в скором времени кто-то очень важный. Из хозяев Легиона, возможно. И по этой веской причине, на всей территории базы не должно быть никаких признаков бардака, даже малейших намеков на него.

Закария временами вынимал из-под матраса фотографии, которые он смог утаить от проверяющих. На него, почти с одинаковым, довольно хмурым выражением лица, явно не одобряя его нынешнее местоположение, взирали со слегка пожелтевшей фотобумаги Атабек и Джордж. Две фотографии как символ его прошлого. В котором он находил предтечу своего нынешнего критического положения и неминуемого, бесславного финала. Он вспомнил почти такой же день в Альберте, когда подслеповатое солнце так же номинально светило в небе, а он находился еще в той самой гостинице, куда прибыл постоялец в тактической куртке и военных ботинках, которого он с его слов, внес в компьютер как мистера A.S. Rail.

Джордж уже отошел от смерти Рика, и частенько заходил к нему в гости, вернее, приходил в комнату Закарии – небольшой и уютный офис, который соседствовал с его собственной берлогой, в которой он обосновался в гостинице. Где был камин, с потрескивающими поленьями, медвежья шкура на стене, и прочие охотничьи трофеи и аксессуары. Пахнущие кожей и сталью. Сохранившие запах горелого пороха. Где были стены, обитые деревом, и кресло – массивный трон, где он просиживал часами, посматривая на огонь, и пытаясь понять причину того, почему отец пережил своего сына. Если не сказать больше. И он выбирался из своего мужского логова, где стоял запах тех времен, когда он еще был в расцвете своих сил. Когда он мог одним ударом кулака сбить любого здоровяка с ног, или уйти на неделю в самую гущу тайги, и бродить там в одиночку, добывая себе еду. И ночуя почти на снегу. У разожжённого им костерка, на котором стоял закопченный чайник. В котором он топил собранный снег. А он сам резал ножом добытое мясо. Настругав его мелко, на длинные полоски, чтобы было удобнее готовить на огне. Или как он путешествовал по всей стране, то в седле, то пешком, и сам Джон удивлялся его почти индейской выносливости. Осев, в конечном итоге здесь, в этом городишке, который еще поймет, что он не намерен просто забыть и простить… Даже несмотря на то, что он стал так слаб, слезлив и сентиментален. Хотя и никогда не показывал этого, оставаясь снаружи суровым и колючим. Для последнего своего похода у него хватит сил…

И только у Закарии он отдыхал, отвлекался от своих мыслей, пока еще беспокоящих его. О судьбе и ее руке. Или ее ноже. Но это ненадолго. Уже скоро он последует голосу своей крови, да и не только своей, и отправится в путешествие, из которого он уже не вернется. Но лучше так, чем умереть в кресле от какой-нибудь старческой болячки. Нет, у него будет свой финал – тот, который он выберет себе сам. А не предопределит и уготовит ему его тело, необратимо затронутое и разрушенное всеми прожитыми им годами, заботами и тревогами. Главное – что его несгибаемый дух еще здесь, он еще чувствует его, хотя все слабее и реже.

Закария усаживал деда в кресло, стоящее возле его большого стола, и откладывая всякие пустяковые дела, беседовал с Джорджем обо всем, что приходило тому в его седую голову. Джордж находил глазами снимок, на котором был запечатлен Атабек верхом на своей лошади, и с явным интересом смотрел на эту фотографию в рамке. Он тоже любил и умел ездить верхом, он любил лошадей, и никогда в жизни не ударил ни одну из них плетью. Не наказал другим способом. Твердо веря в то, что лошадь не совсем животное, а скорее, верный помощник, как и собака, которые являются спутниками настоящего мужчины. Сопровождая его в его поисках, то себя, то своей половины. Или просто отправляясь с ним на охоту, которую он считал священным и старинным ритуалом. Постичь который и понять до конца и помог ему его друг Джон.

А Закария рассказывал, что Атабек почти до самого конца своих дней передвигался по их аулу исключительно на своей лошади. В то время как другие аксакалы предпочитали спокойных осликов, единственным минусом которых было их невиданное упрямство. Он с улыбкой рассказывал о своем единственном опыте езды на этом сером упрямце. Которого на время взял у соседей, чтобы понять, что чувствует Атабек, когда едет верхом. Но ишак был хитер. Он, не чувствуя под собой привычной тяжести, а возил он их соседа, довольно упитанного, но строгого деда, отказался слушаться Закарию. И пятясь задом, неспешно приблизился к яблоне, ветки которых и сместили его дерзкого наездника, прямо ему на шею, а потом и на голову, которой он оттолкнул от себя пацана и скрылся, лениво помахивая своим хвостом, в своем дворе. Вернувшись к корыту, где его пожилой хозяин нарезал для него подгнивших яблок и других, слегка попахивающих вкусностей.