Неприкасаемые. Легион. Хранители

– И я, возможно, наделала ошибок. Я тоже не святая. Я не Цезарь или Ганнибал. Не Жанна Д’Арк. Не Платон, и не Вольтер. Даже не специалист по семейным отношениям. Но меня не гложет страх перед Кадавром. И я знаю, что, если я позволю кому-то решать, кому в моей Семье жить, или умирать, я сойду с ума, или пристрелю саму себя. Это точно, как также точно и то, что тебя, Морган, и на пушечный выстрел нельзя подпускать к таким важным решениям. И не будет никакого голосования. И мы не отдадим Глорию никому. А если будет нужно, я сама пойду сражаться с Кадавром и его псами. Одна. А вы, если хотите, оставайтесь тут, и голосуйте сами. И разрабатывайте и дальше свою стратегию. Холодея от ужаса. Или убегайте отсюда. Только не мешайте… нам, – она, наконец, заметила почти отчаянные взгляды Асраила, Гуннара, Каталины и Глории, обращенные на нее, и использовала более подходящее случаю местоимение.

– А уж потом, если мы выживем, то решим, или увидим, кому в нашей Семье достались все мозги. А кому лишь глупая и не очень нужная храбрость и верность.

Ангелла направилась к выходу, забыв про оружие, ее трясло – она чувствовала, что Морган и ВЧ вытянули из нее все жизненные соки. Глория, Каталина, Гуннар и Асраил направились за ней, а Гранж осталась сидеть напротив Моргана, смотря на него своим дурным глазом.

– Хватит нудить, старый черт, бери оружие, или я сама тебя пристрелю, – неожиданно проскрипела она Моргану, и все остановились в дверях и обернулись к ним. Гранж в очередной раз прокрутила винтовку, и та, действительно, царапая стол, опять уперлась почти в живот Моргана. Только в этот раз, Гранж с подозрительной осведомлённостью об устройстве оружия такого типа, сняла его с предохранителя и положила свой палец на курок. “Черт, я оставила на столе винтовку!”, – подумала со страхом Ангелла, но внутрь ей мешали пройти ее родственники, плотной группой загораживая ей проход.

Морган холодно посмотрел на Гранж и откровенно сорвался – его прорвало, и вся та желчь, которую он сдерживал в разговоре с Ангеллой, выплеснулась наружу. Что эта старая кляча воображает о себе? Она что, Ангелла, которая в одиночку может положить взвод вражеских солдат? Или она действительно хочет испугать его? Да она бы сошла с ума, узнай, какие только угрозы и опасности он прошел и устранил, на своем тернистом пути на самый верх финансового олимпа. Если он кого и боится сейчас больше всего, так это Кадавра. А своими родственниками он как-нибудь сможет манипулировать. Не будь он Морганом.

– Дура, убери это от меня, – прошипел он ей, а ВЧ вдруг слегка отстранились, даже отодвинулись от него, заметив откровенно стеклянный взгляд своей родственницы. А Гранж вдруг охватил такой приступ ярости, что она уже не владела собой. “Ох уж эти бешенные Неприкасаемые… Что-то будет, что-то будет”, как сказал бы в этой ситуации Хранитель Вайда.

– Ты перестанешь торговаться и манипулировать всеми нами, возьмешь оружие, наденешь на себя униформу, или что там надевают в таких случаях… Натянешь на свою дряблую задницу бронежилет, и пойдешь с нами, и будешь стрелять, и делать все, что тебе прикажет Ангелла, Асраил или Гуннар… Ты понял меня, мерзкий ты трус и ростовщик?

Морган мог бы прибегнуть к одной из своих многочисленных уловок, прогнуться, но он уже и так достаточно кланялся сегодня. И как его достала эта Ангелла… Да и вся эта семейка… А теперь и эта развалина, которая, к несчастью, является его родственницей. Нет, он не будет сдерживаться, это уже не подвластно контролю его разума!

– Ты просто старая карга, Гранж. Старая, страшная и нелепая. И ты всегда будешь подбирать за мной объедки и крохи. Я самый успешный и преуспевающий в этой семье… А что касается того, чтобы идти воевать… То пошла бы ты куда подальше, со своими увещеваниями. Пусть эти вояки и неудачники сами воюют, я все-таки финансовый гений, а не солдафон! И пугай кого-нибудь другого этим железом, я…

– Чтобы никто не мог сказать, что в нашей Семье есть трусы и подонки, – сказала к чему-то Гранж и нажала на курок. Прервав очередной выпад Моргана, и выпустив в его остов длинную очередь, опустошив весь рожок разом. А пули разворотили его живот, и прошив спинку кресла, вышли с другой стороны, и украсили обильно стену его кровью. Словно Гранж таким образом решила порисовать, и добавить на стену с портретами и картинами немного более современного и жесткого искусства. И кусочки свинца, как мазки художника с задатками вандала, впились в деревянную обшивку зала, дорогую и красивую. Основательно забрызганные кровью ВЧ, дико заревели, неожиданно мощно и по-мужски, соскакивая со стульев и пытаясь стряхнуть с себя брызги жидкой ткани Моргана, разлетевшиеся по комнате.