Непристойные предложения

– Ой, да не очень-то то и страшно, – ухмыльнулся он. – Я рос в годы Голубого Чикагского Бунта. Фигня, – он вытянулся на спине и оскалился, глядя в потолок. – Сдается мне, жениховство прошло прям зашибись.

Я повеселел, и мы несколько минут подшучивали друг над другом. А потом услышали топот нескольких ног.

Батт метнулся в нос шлюпки. Бластер мигом оказался у него в руке, и он ругался самыми последними словами. Я бросился было за ним, но он поймал меня за свитер и толкнул в сторону люка – так, что вошедший капитан споткнулся о меня, и тоже полетел на пол, запутав меня своими золотыми аксельбантами и позументами. Когда же мы, наконец, распутались и поднялись на ноги, дышал он с некоторым трудом.

Капитан был невысоким, пухлым человечком с круглым лицом, выражение которого показалось мне испуганным. Он нахмурился на меня – точь-в-точь как делает это сестра – и, поймав за воротник, вытолкнул из шлюпки. Там меня перехватил старший помощник, в свою очередь передавший меня второму помощнику машиниста. Рядом стояла сестра, придерживаемая стюардом с одной стороны и бортинженером с другой. За их спинами столпилось с пару дюжин зевак из числа пассажирок.

– Жалкие трусы! – кипятилась сестра. – Пустили капитана к опасному преступнику в одиночку!

– Так что не могу знать, мисс Спарлинг, – отвечал бортинженер, потирая значок с крылатым космолетом, приколотым к фуражке. – Старый хрыч вообще не хотел это даже в бортовой журнал вписывать – ну, смылся бы этот фрукт с борта после посадки, и кому от этого плохо? А вы ему принялись сыпать параграфами из законов Матери Аниты, так что теперь ему некуда деться, кроме как исполнять свой долг. А что он пошел первым – так это оттого, что у нас тут все люди семейные, вот он и не хочет сирот плодить.

– Ты же обещала, Ив! – прошипел я ей сквозь зубы. – Обещала, что не причинишь Батту неприятностей!

Она тряхнула кудряшками и наступила шпилькой на ногу стюарду. Тот взвыл, но руки ее не отпустил.

– Цыц, Фердинанд, это серьезно!

И правда, все оборачивалось серьезнее некуда.

– Я без оружия, Браун, – услышал я голос капитана.

– Так возьми, – спокойно, даже чуть лениво отвечал Батт.

– Нет уж, спасибо. Слышал я, ты с ним управляешься не хуже, чем я со штурвалом, – голос капитана удалялся от меня. Батт зарычал как вышедший из-под контроля нефтяной фонтан. – Я полагаюсь на твою порядочность, Браун, – голос капитана чуть дрогнул. – На то, что я слышал в Нью-Каламазу в каждый свой прилет: что у Браунов свой кодекс чести. Что они не стреляют в безоружных.

Начиная с этого момента я не слышал со стороны шлюпки ничего, кроме неразборчивого бормотания. На голову мне что-то капнуло, и я посмотрел вверх. По лбу второго помощника стекал пот; он собирался на кончике его носа и уже оттуда срывался тонкой струйкой вниз. Я отодвинулся в сторону.

– Что там происходит? – допытывалась сестра, вытягивая шею в направлении люка.

– Батт пытается решить, что лучше: поджарить его или потушить, – отвечал бортмеханик, отталкивая ее от люка. – Эй, стюард, помнишь, как целая семья во главе с папашей поспорила с полковником Леклерком?

– Одиннадцать убитых, шестьдесят четыре раненых, – с готовностью отозвался стюард. – Так что теперь южнее Холодильника нет ни одного армейского гарнизона, – он раздраженно дернул правым ухом. – Но о чем они там толкуют?

И вдруг мы услышали.

– Властью, данной мне согласно положениям Помонского Договора, – очень громко произнес капитан, – я помещаю вас под арест за нарушение пунктов с шестнадцатого по двадцать первый включительно Правил проезда на космическом транспорте, что означает заключение вас и вашего имущества в охраняемую камеру до окончания перелета, как этого требуют статьи сорок первая и сорок пятая…

– Сорок третья и сорок пятая! – простонала сестра. – Статьи сорок третья и сорок пятая, я же ему говорила. Я даже повторить заставила!

– … закона Матери Аниты от две тысячи сто тридцать шестого года, свод законов межпланетного права.

Затаив дыхание, мы ожидали ответа Батта. Секунда сменялась секундой, а ни треска электрического разряда, ни запаха горелой плоти из шлюпки не доносилось. Потом послышались шаги. Из люка вышел крупный мужчина в зеленом костюме. Батт. За ним шел капитан, осторожно сжимая обеими руками бластер. У Батта на лице застыло странное, задумчивое выражение. При виде его незамужние землянки подались вперед, едва не смяв немногочисленных членов команды. Мне они напомнили стаю акул, завидевших умирающего кита.

– М-м-ммммм! О-о-ооооо! А что, все венериане такие?

– Мужик вроде этого дорогого стоит!

– Хочу! Хочу! Хочу!

Сестру наконец отпустили. Она схватила меня за руку и потащила прочь. Она пыталась выглядеть раздраженной, но я-то видел, каким неистовым гневом горели ее глаза.

– Экстравертки дешевые! И они еще имеют наглость называть себя ответственными женщинами!

Впрочем, я тоже будь здоров как злился.

– Как насчет обещания, а? Ты сама сказала, что не будешь его сдавать. Ты обещала!

Она перестала кружить по каюте так, словно намеревалась дойти до Венеры пешком.