Неразгаданное сердце

Вечные обещания! — воскликнула миссис Клей. — Все они говорили, что помогут тебе похудеть, что ты будешь чувствовать себя гораздо лучше, что это только вопрос времени. Интересно, сколько тысяч долларов я потратила на врачей за последние пять лет? Есть надежда, что ты похудеешь, когда выйдешь замуж! Кто знает, чудеса иногда случаются! Вирджиния отвернулась от зеркала.

— Может быть, когда он увидит меня, он откажется от брака, — сказала она, и в ее голосе прозвучала нотка надежды.

— Это единственное, чего он не сделает, — с уверенностью заявила миссис Клей.

— А почему? — не поняла Вирджиния.

— Потому, моя дорогая, что ты для него — подарок, перевязанный золотой ленточкой. Меня не проведешь: маркизу срочно понадобились деньги, иначе герцогиня не стала бы мне писать.

— Сколько ты ему даешь? — спросила Вирджиния.

— Ты действительно хочешь знать? — удивилась миссис Клей. — А может, не стоит расставаться с мечтой о любви? С надеждой, что однажды явится прекрасный принц из сказки и полюбит тебя с первого взгляда? Нет, моя девочка, тебе лучше знать правду! Как бы ты ни выглядела, у тебя нет причин пресмыкаться перед английской знатью. Они получат свой вожделенный куш, и сознание этого должно придать тебе уверенности.

— Так какова же правда? Сколько ты ему даешь? — снова спросила Вирджиния.

— Два миллиона долларов! — медленно и внятно произнесла миссис Клей. — А если перевести эту сумму в английские деньги, то получится четыреста тысяч фунтов — довольно внушительный подарок любому жениху в придачу к краснеющей невесте.

Вирджиния с тихим стоном опустилась на софу.

— А теперь, — сказала, как отрубила, миссис Клей, — покончим с истерикой. Твоя свадьба, Вирджиния, состоится тридцатого апреля. Если ты воспротивишься, поедешь к тетке Луизе, а я всем сообщу, что ты отправилась в монастырь на семь лет. И прежде чем ты сможешь оттуда уехать, у тебя будет предостаточно времени поразмыслить над тем, что лучше — преимущества положения английской герцогини или нищета и убожество исправительного дома.

Ответа не доследовало. Вирджиния отвернулась и спрятала лицо в одной из шелковых подушек. Вполоборота ее фигура выглядела еще более тучной и почти уродливой. С минуту миссис Клей молча смотрела на дочь; затем она сжала губы, и ее слегка выступающий подбородок стал выглядеть более твердым и волевым, чем обычно.

— О, господи! Чем я заслужила все это? — произнесла она таким тихим голосом, что вряд ли Вирджиния расслышала.

В последующие дни Вирджиния едва сознавала, что происходило вокруг нее. Похоже, шок от откровений ее матери и то решение, которое ей пришлось принять против своей воли, подорвали ее последние силы.

Каждый день приходил врач и почти каждый раз менял ей диету. Ее заставляли есть питательные блюда всех видов и названий. Служащие «Клей Корпорейшн», охватывающей весь континент вдоль и поперек, добывали редчайшие лакомства со всей Америки.

От малокровия Вирджинию принуждали пить бычью кровь. Сливки от джерсийских коров доставляли в Нью-Йорк прямо с ферм Клеев, чтобы продукт был чистый и не отравленный городским воздухом. Овощи и фрукты из поместий Клеев в штате Виргиния, чьим названием ее окрестили, везли на поезде сотни миль для аппетита и румянца, который никак не хотел появляться на ее отвисших щеках. Шампанское из Франции, херес из Испании, икра из России, гусиный паштет из Страсбурга — далеко не все деликатесы, которые ей приходилось поглощать, иначе поднимался невообразимый шум. Иногда ей казалось, она движется, говорит и действует как во сне. Она часами выстаивала на примерке «приданого» и к концу процедуры чувствовала себя такой же усталой, как и в начале.

Только оставаясь одна в своей комнате, Вирджиния спрашивала себя, есть ли какой-нибудь выход. Иногда она представляла, как осторожно выскользнет из комнаты, сбежит вниз по мраморной лестнице, отомкнет тяжелую дверь из красного дерева и окажется на Пятой авеню свободной и вольной, как птица. Но, даже воображая все это, она сознавала неосуществимость такого поступка. Вирджиния чувствовала себя такой усталой и больной, что с трудом поднималась с кровати по утрам, так что о побеге не могло быть и речи.

Иногда ей казалось, что у нее в мозгу поселился кто-то и смеется над ней. Она даже различала смех этого существа. «Ты толстая и никчемная!», «Глупая толстуха!», «Толстуха-уродина!», «Толстая размазня!»— голос издевался над ней, а то вдруг он принимался повторять без устали: «Он женится на тебе из-за денег! Он женится на тебе из-за денег! Он женится на тебе из-за денег!»

Когда голос звучал, ей казалось, что она видит свои деньги — горы монет, золотых, блестящих; они заполняют комнату до потолка, а затем, как бы перелившись через край, скользят ей навстречу, обволакивая своим твердым холодным сиянием.

— В самом деле, Вирджиния, — как-то раз заметила ей мать, — ты живешь как в полусне. Я обязательно поговорю с доктором Хаузеллом — или теперь уже другой? По правде говоря, я не успеваю запоминать их имена — и скажу ему, что я не потерплю, чтобы ты принимала наркотики.