Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Это достаточно полезный набор вопросов, которые следует задать, познакомившись с новой идеей. Однако нет более важных объектов для критики, чем наши собственные идеи. Для того чтобы мыслить, как мыслит ученый, мы должны добровольно руководствоваться доказательствами и разумными суждениями, признавать ошибки и исправлять их. Следует принять, что все выводы и положения являются временными и подлежат изменению в свете новой информации. Это нелегко – как мы уже видели, мы настолько привязаны к собственным убеждениям, что подчас воспринимаем критику своих взглядов как личные нападки. Это порок, и с ним следует изо всех сил бороться.

Нас определяют вовсе не наши идеи. Они часто бывают ошибочными, и нет никакого стыда в том, чтобы усваивать новую информацию. Поступать так – похвально, а вот нежелание менять свои суждения, когда того требуют доказательства и факты, достойно всяческого порицания. Но мы, разумеется, не должны с легкостью отказываться от своего мнения, если для этого нет никаких серьезных оснований, – ведь постулаты, формирующиеся в спешке, часто бывают неверными. Так что воздерживаться от скоропалительных выводов – это нормально. Неопределенность неприятна, но надо научиться справляться с ней. Как сказал однажды Бертран Рассел, “пока люди не научатся удерживаться от суждений при отсутствии доказательств, они будут вечно сбиваться с пути самоуверенными пророками, и вполне вероятно, что их вождями станут либо невежественные фанатики, либо бесчестные шарлатаны. Терпеть неопределенность трудно, но трудно следовать и другим добродетелям”.

Надо отметить еще одну важную вещь: скептицизм не следует путать с дешевым цинизмом. Скептицизм – не рефлекторная реакция типа “я сомневаюсь в этом”, а скорее осмысленная фраза: “Почему мы так думаем?” Скептицизм – это открытый процесс, порождающий и стимулирующий дискуссию и взаимопонимание, а не средство их прекратить или уничтожить. Многие писатели и телеведущие, выставляющие себя “скептиками” в таких темах, как, к примеру, изменение климата или вакцинация, на самом деле сознательно и расчетливо подменяют понятия. Скептицизм требует, чтобы все утверждения считались недоказанными до того, как они будут подтверждены или опровергнуты. Отрицание же, напротив, является упрямым отказом принимать то, что уже давно и убедительно доказано. Самопровозглашенные “скептики”, противостоящие единодушному научному консенсусу, являются на самом деле чистопробными отрицателями, которые целенаправленно и обдуманно отказываются принимать неопровержимые доказательства, не согласующиеся с их позицией.

Я совершил бы непростительный грех, если бы оставил читателя в убеждении, будто наука существует только для того, чтобы опровергать вздор и бессмыслицу и расстраивать планы коварных шарлатанов. Конечно же, нет! Наука – это нечто неизмеримо большее; научный поиск – это горящий факел, разгоняющий своим светом тьму невежества и страха. Вселенная, в которой мы обитаем, намного более удивительна, чем та, которую мог бы придумать самый талантливый из фантастов. Возьмем, скажем, необходимые для жизни химические элементы: углерод, кислород, азот. Знание о том, что атомы этих элементов могли образоваться только в недрах массивных звезд, приводит к неизбежному выводу: атомы, составляющие нас, образовались миллиарды лет назад в термоядерном сердце взорвавшейся звезды и были выброшены на огромные расстояния в бескрайнюю вселенную. Мы – в буквальном смысле – порождения звездной пыли, явившиеся в мир из пепла сверхмассивных звезд. Разумная мысль не может душить и глушить; наоборот, именно она делает возможными открытия, о которых мы прежде не могли и мечтать, и именно мысль – то единственное, что стоит между нами и вечным мраком невежества.

Эпилог

Aime la vérité, mais pardonne à l’erreur

(Люби истину, но прощай ошибку)

Вольтер