Нереальная реальность-2 Пятая цитадель

Черный огромный конь с золотой гривой копытом высек из камня на дороге искру. Всадник в развевающемся черном, с серебряным подбоем плаще, в доспехах и в высоком шлеме, закрывавшем верхнюю половину лица, возносился незыблемой громадой в седле.

- Расступись! - прокаркал он на несколько странном, но почти английском языке.

Друзья едва успели отскочить, чтобы не попасть под копыта. Всадник скрылся за поворотом.

- Вот болван, - в сердцах воскликнул Степан.

Постепенно лес редел, - это говорило о том, что чаща заканчивается, приближаются обжитые места. А обжитые места - это как раз то, что нужно одиноким путникам. Потому как окружающий мир быстро погружался во тьму.

- Хоть бы какое жилье человеческое, - вздохнул Степан.

- Видишь, огни...

Вскоре дорога упала в овраг, а затем взобралась на холм. Друзья ткнулись в ворота, на которых тускло и сиротливо горела масляная лампа. Она освещала болтающуюся под порывами ветра, прикрепленную к шесту вывеску с перекрещенными вилкой и мечом. Надпись гласила – «Таверна у Сухой Речки».

- Как думаешь, нас здесь ждут? - осведомился Лаврушин.

- Сами скажут, - Степан заколотил металлическим кольцом по воротам.

- Кого несет в неурочный час? - послышался из-за ворот утробный рык.

- Мы путники, - крикнул Степан.

- Все вы тут путники.

- Из леса.

Там секунду думали. Потом калитка в воротах со скрипом отворилась. За ней был звероподобный, с длинными руками, в рубахе до колен, грубых холщовых штанах и ботфортах чудовищный урод. Его верхняя губа заворачивалась, обнажая острые клыки. Глаза как щелочки, а носа вообще почти не было, если, конечно, не счесть за нос крошечную бугристую загогулину. Плечо его оттягивала огромная, под стать двухметровому росту хозяина, сучковатая дубина.

- Из леса с добром не ходят, - сказал привратник. - Покажь деньги.

Лаврушин вытащил мелочь, которую им давали на сдачу в Ла-Бананосе и в Москве.

- Ага, - глаза у привратника алчно загорелись. Он с нарочитым дружелюбием нараспев заголосил: - Проходи, путник. Ешь-пей, меди не жалей.

За забором простирался обширный, освещенный факелами двор. Земля на нем была облагорожена коровьими и лошадиными лепешками. Сами лошади фыркали в стойлах и у коновязи. Среди них можно было разглядеть двух огромных, черных золотогривых коней, и несколько совершенно никчемных жалких кляч, едва таскающих по свету свои костлявые тела.

На пороге просторного помещения с низким потолком, поддерживавшимся широкими закопченными балками, друзья застыли, не в силах поверить, что все это с ними на самом деле. В углу в камине потрескивал вполне мирно и по-домашнему огонь. И на многочисленных лавках за столиками вполне по-домашнему расположились такие субъекты! Босх бы сдох от зависти и порвал бы в отчаянии все свои полотна, доведись ему взглянуть на это сборище хоть краем глаза.

- А ты уверен, что в лесу нам бы хуже было? - прошептал Степан.

- Теперь не знаю, - Лаврушин передернул плечами.

К ним подскочил горбун ростом чуть больше среднестатистического карлика. Нос его болтался где-то на нижней губе, притом существовал он сам по себе, не особенно считаясь с хозяином. В руках горбун сжимал два кувшина с резко пахнущим содержимым.

- Проходите, гости незванные, чтоб вас разорвало и треснуло.

- Спасибо, - Лаврушин нерешительно шагнул вперед. Вздохнув, направился к столу в углу.

- Сегодня будет хороший ужин!

Уже позже друзья поняли, какая двусмысленность скрывалась в этих словах горбуна...

***

- Жрать будете? - осведомился горбун, когда друзья уселись за столик.

- Будем, - кивнул Степан.

- Мясца? - причмокнул горбун с таким вожделением, что мяса сразу расхотелось.

- А попроще?

- Жареные овощи еще жрут. Но редко.

- Годится.

Горбун, презрительно скривившись, издал какое-то нечленораздельное восклицание, которое с трудом могло сойти за согласие, и поковылял прочь. При этом он с чувством сплюнул на пол.

- Сервис, - сказал Лаврушин.

- Клиент всегда прав...

Вскоре перед друзьями оказались тарелки с жареными овощами и по кувшинчику с жидкостью, которую горбун нагло разрекламировал, как светлое пиво. Притрагиваться в этой забегаловке ни к чему не хотелось, но голод - не тетка. Да и за все свои странствия они разучились привередничать.

Из угла открывался хороший обзор. Господи, такое можно увидеть только в дурном сне. Или в поганом мире, в который тебя забросил плохо сыгранный и неудачно взятый аккорд на таинственном инструменте, прокалывающем пространства с такой же легкостью, как шило дырявит папиросную бумагу.

Кого только не было в таверне. В углу веселилась компания, которую людьми можно назвать с немалой натяжкой. Больше они напоминали ряженных в яркие разноцветные, заплатанные-перезаплатанные одежды питекантропов. Они рыгали, ржали и жрали, жрали и ржали. Перед ними были кости только что умятого плохо прожаренного бычка.