- Товарищи, - запнулся. - То есть, господа. Что же вы делаете? Мы тут случаем.
- Николай Николаевич, нас уже зачислили в товарищи. Как...
Договорить штабс-капитан не успел. Степан отбил револьвер и врезал противнику в челюсть, вложив в удар все свои девяносто килограмм. Штабс-капитан пролетел два шага, наткнулся за подпоручика, еле стоявшего на ногах от спиртного, они оба упали.
- Бежим! - Степан дернул друга за руку.
Они сломя голову ринулись вниз по лестнице. Выскочили из парадной на темную, без единого фонаря, освещенную лишь жалким серпом луны улицу.
Вдоль нее шли одно-двухэтажные деревянные дома с темными окнами. Только в немногих были стекла. И в двух-трех окнах тлели слабые огоньки. Черное небо на горизонте озарялось всполохами огней. Приглушенно звучали далекие орудия. Было прохладно - на дворе ранняя весна или поздняя осень.
Бежать по брусчатке было неудобно. Но страх гнал вперед куда лучше перспективы олимпийской медали. Друзья нырнули в узкий, безжизненный, немощенный переулок.
- Стой! - послышался сзади крик.
В паре десятков метров возникли фигуры в нелепых шинелях. В руках они держали что-то длинное, в чем можно было в темноте с определенными усилиями распознать трехлинейки с примкнутыми штыками.
- Стой, тудыть твою так!
Грянул выстрел. Вжик - Лаврушин понял, что это у его уха просвистела пуля. Вторая порвала рукав зеленой тужурки и поцарапала кожу.
Фигуры в шинелях перекрыли переулок впереди.
- Назад, - прикрикнул Степан.
И тут они с ужасом увидели, как еще одна фигура с винтовкой появилась с другого конца переулка. Беглецов взяли в клещи. Они попались какому-то ночному патрулю.
- Сюда! - послышался тонкий детский голос.
Лаврушин рванул на него, и увидел, что в заборе не хватает несколько штакетин.
Друзья ринулись через пролом, пробежали через дворик, заставленный поленницами дров, перемахнули еще через один забор. Потом оставили позади себя колодец - Лаврушин по привычке заправского растяпы наткнулся на ведро, шум был страшный.
Вскоре они выбежали на другую улочку. Лаврушин рассмотрел фигуру их спасителя - это был мальчонка лет десяти.
Через развалины кирпичного дома, развороченного при артобстреле, все трое пробрались во двор двухэтажного дома. Лаврушин перевел дух. Кажется, от погони они ушли.
- Я спрячу вас, - сказал мальчишка. - За мной.
***
Друзья сидели в тесной, освещенной керосиновой лампой комнатенке. Обстановка была бедная - грубый стол, скамьи, застеленная одеялами и подушками кровать, занавешенный тонкой ситцевой занавеской угол.
Встретила их хозяйка - дородная, приятная женщина. Она приняла их без звука, когда мальчишка сообщил, что эти люди от беляков бежали.
При тусклом свете керосиновой лампы можно было получше рассмотреть спасителя. На мальчонке был пиджак с чужого плеча, больше годящийся ему как пальто. Глаза у пацаненка живые, смышленные, в лице что-то неестественное - слишком открытое, симпатичное. Фотогеничное. С другой стороны - так и положено в кино.
- Откуда, люди добрые, путь держите? – спросила хозяйка, присаживаясь за стол рядом с гостями.
- Из Москвы, - ответил Степан.
- Ой, из самой Москвы, - всплеснула умиленно женщина руками. И строго осведомилась: - Как там живет трудовой люд?
- Более-менее, - пожал плечами Степан, но вспомнил, где находится, и поспешно добавил: - Война. Разруха. Эсеры разные. Империалисты душат.
- Война, - горестно покачала головой женщина. - Она, проклятая...Не взыщите, мне к соседке надо, - заговорщически прошептала она.
«Какая-нибудь связная по сценарию», - решил Лаврушин.
Дверь за ней захлопнулось. Тут настало золотое время для мальчишки. Он начал морочить гостей расспросами:
- Дядь, а дядь, а вы большевики или коммунисты?
- Большевики.
- А в Москве где работали?
- Мы с этой, как ее, черти дери… - Лаврушин пытался что-то соврать. - С трехгорки.
- Точно, - кивнул Степан. – Трехгорная мануфактура.
- И Ленина видели?
- Видели, - кивнул Степан. - По телевизору.
- Степ, ты сдурел?
- А, то есть, - растерявшийся окончательно Степан едва не брякнул «в мавзолее», но вовремя прикусил язык. – На митинге.
В дверь постучали замысловатым узорным стуком - наверняка условным. Мальчишка побежал открывать. В коридоре послышались шорохи, приглушенная беседа. Лаврушин различал голоса - мужской и детский: «Кто такие?», «трехгорка... от солдат бежали», «Ленина видели», «большевики».
В комнате возник невысокий, в кожаной куртке и рабочей кепке мужчина с проницательным взором и картинно открытым лицом.
- Здравствуйте, товарищи, - приветствовал он.
- Вечер добрый, - сказал Степан.
Лаврушин приветственно кивнул.
- Зовите меня товарищ Алексей, - полушепотом представился пришедший.
Друзья тоже представились. Из последовавшего разговора выяснилось: на дворе девятнадцатый год. Действие фильма происходит в центральной России, в небольшом городе, который ни сегодня-завтра будет взят Красной Армией.