Двое из тех, что сидели рядом, только на скамейках, бодро подхватываются со своих мест и так же бодро, упираясь в моё тело ботинками, сбрасывают меня на землю… вернее, на асфальт. Это больно когда ты весь в дырках от пулеметных пуль, пусть и ослабленных защитой.
Вокруг что-то похожее на военную базу — очень много людей в чёрной и зелёной форме, все с оружием, рядом крыши одинаковых одноэтажных домиков — казармы?
И я в центре, здесь что-то вроде площади.
Меня тут же окружают, разглядывая с любопытством. Что именно со мной не так — пока непонятно.
Поднимаю руки вверх, чтобы рассмотреть наручники. Два чёрных браслета и тонкая цепь. Небольшое усилие и она рвётся, освобождая меня.
Один из солдат, сделав большие злые глаза, бросается ко мне.
— Что ты творишь?! — он наклоняется, пробуя удержать.
Забираю автомат у него из рук и выдаю очередь в голову. Тело отбрасывает в сторону, а я откладываю оружие на асфальт и пробую сесть. Израненное тело отзывается сильной болью.
Ко мне снова бросаются. Я вижу как взлетают к груди автоматы… я уже жду выстрелов, но тут раздаётся короткий властный окрик и все вокруг словно застывают. Я жду пуль летящих в мою сторону, но ничего не происходит.
Подходит человек в чёрной форме, с автоматом на плече, с короткой, совсем короткой стрижкой, несколькими шрамами на лице… и без уха. Вместе него только тонкий белый след полукругом.
Останавливается в шаге, сначала разглядывает мертвеца рядом, затем переводит взгляд на меня.
Я ожидаю, что он начнёт стрелять, но вместо этого одноухий привычным жестом, локтем, задвигает автомат за спину и… улыбается.
— Ты кто такой? Что ты за чёрт? — его цепкий взгляд пробегает ко мне.
— Я — чёрт, — отвечаю я, а потом спрашиваю: — Что с ухом?
— Забрали за долги, — скалится он.
— Они будут стрелять? — киваю на обступивших меня солдат… да, в их взглядах сейчас много ненависти, ведь на месте того, кому я только что прострелил голову — мог быть любой из них.
— Нет, — говорит он так, что я сразу верю.
Всё это хорошо, но раны от пуль из мощного пулемёта совсем скоро добьют меня, если я срочно не начну лечиться. Там, в броневике, я лежал в луже крови, и здесь на асфальте подо мной уже начинает собираться новая… или это не моя? Или это того, бедолаги, для которого этот день оказался не слишком удачным?
Рисую внутри себя формулу лечения, затем еще одну такую же, еще одну, а потом обновляю формулы защиты — от неё сейчас, после пулемётных очередей, мало что осталось.
— Что за херь? — глаза одноухого вспыхивают. — Что с твоими ранами?
Он протягивает руку и показывает на дыру от пули на моём локте. Та, под действием сразу трёх формул лечения быстро затягивается — затягивается прямо на глазах.
— Я живучий, — пробую встать… получается. Тело болит, но боль это не смертельно. Опускаю взгляд на пояс своих джинсов. Ни ножа, не пистолетов.
— А это что? — одноухий касается светящихся черепов на моей шее. — Никогда не видел таких татух. — Парни, они светятся.
Он оглядывается, словно призывая в свидетели всех остальных.
Делает шаг ко мне, останавливается напротив, совсем близко, сверля взглядом.
— Ты кто такой? — спрашивает снова.
— Да чёрт же. Чертей не видел ни разу?
Сейчас больше всего на свете мне хочется узнать: автоматная очередь, которая прошила меня — зацепила ли она еще кого-нибудь, зацепила ли она Эрику, успела ли Лера донести талисман или… пуля досталась и ей?
Проверить это прямо сейчас можно только одним способом. По привычке хлопаю себя по боку — сумка на месте. Я навесил её на ремень джинсов, когда собирался в приключение по городу. Достаю листок — слишком большой. Приходится отрывать лоскут поменьше. Мгновение подумав, пишу короткое «Ты жива?».
— Что ты творишь? — интересуется одноухий.
Не обращая внимания на него, на вопрос который он задал, отправляю вестника. Вестника к Ри.
Все эти люди, сколько бы их здесь не было — не слишком опасны. Если только не начнут стрелять все сразу, пожирая пулями мою защиту, но в таком случае я просто уйду в тень.
Броневик с пулемётом стоят в шаге, но пулемёт опасен, только если атака неожиданна.
— Сними это, — протягиваю руки вперёд, показывая одноухому взглядом на наручники.
Если не снимет, не прикажет снять — я убью их всех здесь, прямо сейчас… у кого-нибудь обязательно найдется ключ от железных браслетов.
Он секунду раздумывает, словно оценивая мою наглость, затем делает знак кому-то рядом. Ждать долго не приходится — ему протягивают ключ, а он забирает и передаёт его мне. Расстёгиваю браслеты, выпускаю из рук и они, громко звеня, грохаются на асфальт.
Одноухий морщится, прикрывая своей единственное ухо ладонью.
Ответный вестник появляется так быстро, что удивляюсь даже я.
А уж как удивляются другие, разглядывая как крохотная птичка падает ко мне в руки, оставляет аккуратный квадратик бумаги и тут же бесследно тает, словно привиделась.
«Ты волнуешься за меня? Мне приятно узнать об этом. Скучаю»
Ри не знает, что сегодня совсем недавно я держал её жизнь в своих руках. И продолжаю держать.