Нервных просят утопиться

– А тебя, Севастьян, надо было довести до самоубийства, потому что они думали, что это ты женщин убил, только на тебя улик не нашли.

Кареев переводил взгляд с одной сестры на другую, потом хлопнул ладошкой по столу так, что Анна Ивановна с кудахтаньем подскочила со своего стула.

– Так! Говорим по очереди. Откуда вам это известно?

– Мы… – начала было Гутя, но потом заговорщицки заморгала глазом. – Олег Петрович, мы правду говорим. Мы потом вам отдельно расскажем, с доказательствами, с уликами…

– Ага! – подтвердила Аллочка. – Наша улика еще долго в больнице лежать будет.

Кареев застонал и снова ухватился за карандаш.

– Так вот, – продолжала Гутя. – Это «Мстители» избили тебя, Севастьян. Кстати, ты напрасно тогда находился без сознания. Они, наверное, тебе тоже представление устраивали, потому что свидетельница Малаиха со страусом видела, как возле тебя скакали черти и какие-то девахи в ночнушках.

Севастьян тер виски, потом налил себе остатки коньяка и качнул головой:

– Все правильно… А я-то думал, мне померещилось. Они меня Аллой пугали, она вокруг меня плясала… почти голая…

Гутя с сожалением посмотрела на Рожкина, потом на сестру и не удержалась:

– Как это жестоко! Аллочка… голая… Одно слово – нелюди!

– Да нет же! Не этой! Моей бывшей невестой… А это театрализовано было…

Зять Анны Ивановны пожал плечами:

– Детский сад какой-то! И что – они всерьез думали, что кто-то поверит?

Кареев усмехнулся и терпеливо пояснил парню:

– Вы напрасно так думаете. Во-первых, за большие деньги можно исполнить любую прихоть заказчика. А во-вторых… Представьте: лес, луна, вы уже достаточно истерзаны, у вас перед глазами все плывет от побоев и тут начинают скакать какие-то ряженые. Не всякий человек выдержит, тем более если у него совесть нечиста.

– А я выдержал! – гордо выставил грудь коромыслом Севастьян. – Потому что у меня совесть чиста!

– Да у тебя вообще ее нет! – откликнулась Ирина. – Между прочим, эти… как вы сказали? «Мстители»? Так вот эти «Мстители» мне очень мешали. Они постоянно путали меня! К тому же из-за них меня могли обнаружить! Прямо лезут и лезут! Мстить им понадобилось! Сколько раз говорить, что месть – низкое чувство! А уж доводить человека до самоубийства!..

Особенно трогательно это звучало именно из ее уст. Севастьян же чувствовал себя почти героем. Он плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и картинно опрокинул голову на растопыренные пальцы.

– Боже! Сколько я перенес! Я петлял, точно заяц! Убегал даже из собственного дома! Больной! Носился по мрачному городу!.. Закурите мне сигарету!

Ни один не кинулся исполнять желание бедолаги. Только Гутя тихонько буркнула:

– Не надо было от нас убегать, вылечился бы…

– Да?! – снова взвился Севастьян. – А как мне лечиться, когда под ухом ревет Лось, а едва я усну, тащится эта! – Он ткнул пальцем в Аллочку. – С подносом, с чаем, с пилюлями! Медсестра, мать вашу! А сама в халате, у которого только одна пуговица – верхняя!

Гутя медленно поднялась и направилась к сестре с явно недобрыми намерениями.

– А я… я хочу Ирине вопрос задать! – громко заявила Аллочка, пятясь от родственницы в сторону выхода. – Отчего это вы вот всех любовниц Рожкина уничтожили, а Гутей побрезговали? Чем эта вам не понравилась?

– Точно… – остановилась Гутя. – И вообще. Как ты возле меня оказалась? Неужели на самом деле захотела замуж за богатого старичка?

– Ага, – поддакнула Аллочка. – И еще нашего деда совращала!

Ирина некоторое время помолчала, потом высокомерно усмехнулась.

– Ну неужели не догадались? Я к вам пришла только после того, как с вами познакомился Севастьян. Конечно, если бы он испытывал к Гутиэре такие же нежные чувства, как к своим прежним дивам, то и ее постигла бы их участь, а там любовью и не пахло…

Аллочка не удержалась и радостно потерла ладошки.

– Во! Я же говорила – не пахнет там любовью… Ты, Гуть, не бычься, это я так за тебя радуюсь, ну что ты живая оказалась…

Но Гутя «бычилась». Она исподлобья посмотрела на Севастьяна и решительно спросила:

– Скажите, Рожкин, чем там пахло на самом деле?

Тот вымученно принялся мотать головой, цокать языком и всячески показывать, что вопросы любви ему с некоторых пор надоели.

– Гутиэра… Господи! Ну конечно, я любил тебя… но как мать! Пойми, ты так похожа на мою маму!

– Не забывай, Гутя, мамочка у него жуткая пьяница была, – услужливо шепнула Аллочка.

Гутя горько усмехнулась и уставилась в окно. Больше всего ей было стыдно, что такая тема обсуждалась при Карееве. И как ее угораздило втюриться в это ничтожество – Севастьяна. А ведь с ней рядом был такой замечательный человек – Кареев. Как знать, может быть, когда-нибудь у них и образовался бы новый, красивый роман… А тут такие подробности. Аллочке же было все равно. Она продолжала с упоением топтаться в душе сапогами.

– Вот вы, Ирина, сказали, что Гутя не вызывала у вашего мужа любви… Кстати, я ей об этом всегда докладывала… но я про другое. Если он ее не любил, зачем вы тогда ее душить полезли?

Ирина снова бешено сверкнула зрачками: