Предисловие

Благосклонные читатели!

Как болгарин, исполненный любви к народу своему, я не смог оставаться равнодушным, видя, что все образованные болгары с неутомимой силой трудятся, дабы оказать существенную помощь нашему отечеству. И я решил по мере сил своих и возможностей принести в дар Матери-родине то, что, по моему разумению, может пойти ей хоть сколько-нибудь на пользу.

С этой мыслью я и взялся писать краткую сию повесть, в надежде, что она, как истинно болгарская повесть, будет принята с любовью и снисхождением.

В повести этой описаны страшные несчастья, которые претерпел весь болгарский народ.

Мы, болгары, сможем, если захотим, написать и не вымышленные, а вполне правдивые повести. Кирджалии, янычары, делибаши * и прочие злодеи вписали в каждое болгарское сердце достаточно страниц для целых книг.

Надеюсь, что эта повесть вызовет в сердцах читателей сочувствие и одобрение, ибо это первый мой труд, да и написан он не с какими-либо тщеславными помышлениями, но с непреодолимым желанием и от себя принести хоть малую толику в дар Матери своей.

Итак, льщу себя надеждой, что вы, благожелательные читатели, проявив благосклонность к слабому моему труду, дадите мне тем самым возможность приложить все старания, дабы принести Матери-родине еще и другую, значительнейшую пользу.

Васил Друмев.

I. Несчастье

Стоял ясный день. Величавое майское солнце, опускаясь в бездонную пропасть на западе, посылало вечерний привет высоким вершинам Старопланинских гор, окружающих развалины древнего Преслава *. Тихий, ласковый ветер, черпая аромат из чашечек ярких цветов, разливал его вокруг, извещая о приближении ночи. Пастухи со своими многочисленными стадами возвращались домой, и медные их кавалы звенели сладостными переливами на весь Преслав. Птицы громче щебетали, будто давая знать, что и они собираются погрузиться в успокоительное лоно сладкого сна. Царица ночи — сова — покинула гнездо, и ее резкий крик эхом отзывался в преславском лесу.

И в этот прекрасный майский вечер, когда природа раскрывала всю свою прелесть, в Преславе творилось нечто необыкновенное. Дети плакали; мужчины беспокойно шагали из стороны в сторону, жалость и огорчение были написаны на их лицах; женщины толпились у домов и торопливо о чем-то рассказывали. Кто-то говорил со слезами:

— Горемычная! Что с ней будет? Как утешим несчастную женщину? Мужа все нет, а она не стерпела — горе погнало ее к нему навстречу. Ждет его вон там у большого дуба и плачет…

Действительно, недалеко от Преслава, под огромным дубом стояла пожилая женщина, охваченная глубокой скорбью. Крупные капли пота выступили на ее высоком, изрезанном морщинами лбу, слезы текли из опухших глаз, заливая исхудалое лицо.

— Нет его… — шептала она, и скорбные вздохи вырывались из ее иссохшей груди.

Бедная женщина, поглощенная своим горем, не видела, что навстречу ей шел человек. Он был высок и плотен, но осунувшееся лицо его покрывала мертвенная бледность. Одет он был просто, но опрятно. Белые, как снег, волосы, выбиваясь из-под вытертой до блеска шапки, ниспадали на плечи. Человек шел медленным, твердым шагом. Время от времени он подымал свои черные глаза к небу, долго-долго смотрел ввысь, и тяжкие вздохи его перемежались с горестными стонами…

— Надежды нет! Все погибло! — твердил он. — О боже! Долго ли нам терпеть? Неужели злая судьбина еще не насытилась горем нашим?

Но вдруг он остановился, прижал дрожащие руки к груди и промолвил:

— Она тут… Ждет меня…

Несчастная женщина все так же неподвижно стояла у большого дуба. Подойдя к ней, старик тронул ее за руку и окликнул:

— Рада!

Вздрогнула Рада (так звали несчастную женщину), отшатнулась и воскликнула:

— Ты ли это, Вылко?

— Пойдем домой, — сказал он.

— Домой? Нет, нет. Я подожду тебя здесь. Ты иди туда поскорее… Скорей иди, дай им все, что они требуют, и верни моих сыновей… Я подожду тебя тут.

В этот миг на руку Рады упала горячая слеза. С удивлением она поглядела на мужа. Вылко закрыл лицо платком и зарыдал, как малое дитя.

— Ты плачешь! Ты не уходишь! — воскликнула Рада. — Ах, теперь я понимаю: ты ничего не добился. Сыны мои погибнут…

Слова у нее иссякли, ноги подкосились, и она без чувств упала на руки Вылко.

Солнце уже совсем скрылось, и грозный мрак окутал землю, когда Рада пришла в себя.

— Где я? — спросила она едва слышно.

Вылко, стоявший подле жены на коленях, взял ее за руку и проговорил:

— Ты со мной, Рада, не бойся.

— Пойдем домой, — сказала она, поднимаясь, — там Недка одна-одинешенька…

— Пойдем…

И Вылко направился в Преслав. Следом за ним, тяжело вздыхая, шла Рада. Но когда они добрались до Преслава, там уже царила мертвая тишина. Вылко остановился у небольшого дома и, в страхе взглянув на Раду, сказал дрожащим голосом:

— Рада, наши ворота открыты!