Несъедобный мёд травоядных пчел

И он решил, что никогда, ни при каких условиях, открывать глаза не будет.

Автопилот

Часть первая. Натюрморты

Покинутый. Мне нравилось называть этот взгляд, это лицо, покинутым. В нем отсутствовали эмоции. Отсутствовали чувства. Отсутствовал и так же, как и во всем теле. Не сказать, что это лицо удавалось скорчить так уж легко. Проще всего использовать что-то не требующее сил и сноровки, например, хмурое лицо – что может быть проще? Хмурое лицо как точка вместо знака вопроса, как гнилая октябрьская земля. Хмурое лицо передается подобно зевоте с человека на человека.

А этот пустой, отрешенный от мира, покинутый взгляд. Все мысли, чувства, голоса и эмоции ушли в академический отпуск на неопределенный срок. Широко раскрытые глаза, но никакого удивления. Правое веко чуть сдвинуто вниз. Губы плавно прижаты друг к другу как во время знойной жажды. Лоб собран в одну извилистую морщину. В зрачках прекращается показ личности, показ характера и вовсе человека. Все это вместе образует бессмысленность и в то же время удивительную способность уходить от мира на некоторое время. Не помню, сколько времени прошло с тех пор, как я потерял такую способность. Видимо, потеря памяти лишь побочный эффект. А в прошлом, в «тех порах», я мог часами корчить эту рожу, и все ощущение реальности пропадало, будто реальности никогда и не случалось. Ходил я медленно. Все мышцы и конечности поддавались памятным рефлексам, другими словами, все движение проходило на автопилоте. Иногда я наблюдал за автопилотом. Организм жил своей независимой жизнью, совсем без моего участия. Организм выбирал книгу на «почитать». Организм выбирал фильм на «посмотреть». Он выбирал маршрут прогулки (обычно это была одинокая редкая тропинка в городском бору, иногда организм останавливался возле ярко-зеленой, отличной своей свежестью от других, ели на некрупной полянке и пребывал возле ели по несколько часов кряду)

Нуждаясь в естественных желаниях, организм лотереей выбирал еду, место сна, вид физической нагрузки, женщин. Смотреть на выбор организма было, по крайней мере, увлекательно. А не вмешиваться в действия автопилотирования было несложно: после трех-четырех часов своеобразного коренья покинутой рожицы, организм сам включал запоминание мимики, и вне себя можно было отключиться на неопределенный срок, а потом включиться, когда захочется. В университете заметно улучшалась успеваемость, а стилем одежды или прически трудно было не восхищаться.

Но когда-то этому счастью, а я называл это состояние счастьем, должен был прийти конец.

В конце октября в городе резко посыпал снег. Рьяно. Моментально люди сменили шкуры, будто по щелчку большого и среднего пальцев, а, может, и по рефлексам организмов. Белейший, чудеснейший, снег вскоре превратился в грязное, скверное, месиво, глядя на которое, так и хотелось хмуриться, хмуриться и еще раз так же. Режим автопилота начал барахлить. То и дело я включался в неведении в самые неожиданные моменты. Бывало, включался посреди пешеходного перехода на перекрестке, пытался понять, в чем дело и в какую сторону шел до этого, загорался красный свет светофора, и приходилось неуклюже и неловко стоять и тихонько разминать чувства, которые отекали во время самопроизвола, под холодные гудки проносящихся автомобилей. Бывал о, включался на полуслове, читая какой-нибудь доклад по философии, и переспрашивал себя, или споря о студенческих делах, и проигрывал спор.

Такие помехи, барахления, помехи, меня не устраивали. – Надо с этим заканчивать, – сказал я себе, но решил на автопилоте закончить университет.

Обычно я наблюдал за деятельностью автопилота раз в неделю, тут же – настроился на перемотку жизненного времени на 3 года и с волнением выдохнул. Время было перемотано мгновенно.

Дул сильный ветер и мелкий снег пронзал воздух диагональю, аккуратно и без лишнего шума складываясь в сугробы. Я смотрел на решетчатый черный забор, пытаясь наладить работу всех чувств разом. Настроил, увидел на заборе эмблему зоопарка и попытался понять, что я хотел сделать, когда стоял возле забора на автопилоте. Вдалеке, за забором, виднелась электрическая подстанция, вероятно дающая свет и тепло зоопарку. Было холодно. Нечем было дышать. Лицо еще не пришло в себя и было совершенно пустым и беззаботным, зато перманентная рожица ушла с него, отчего стало непривычно и легко. Я дошел до главного входа в зоопарк – двухэтажного желтого здания с огромными воротами справа и с турникетами вместо входных дверей, дальше турникетов была только вывеска «кассы» и снежная дымка. Я решил войти в здание и согреться. Сунул руки в карманы куртки, чтобы нащупать там варежки или перчатки, а нащупал что-то бумажное. Достал – вырезка из газеты. Вакансии. Подчеркнутая строка. Вывоз нежилых животных. Дорого. Обращаться в отдел кадров, в здании главного входа зоопарка. Кисти были тощими, жирные вены выступали сквозь кожу, кости пальцев ломило от холода.