Часы, висевшие на стене кабинета, безжалостно показывали, что аудиенция у нелюбимого начальства приближается. Разница в возрасте Павла и заместителя начальника управления Дмитрия Дмитриевича Полозова была несущественная. Тот всего на каких-то полгода опередил его в появлении на свет. Однако отнести их к одному поколению было сложно. Полозов больше походил на сотрудника МГБ времен Берии. Он был преувеличенно серьезен, неулыбчив, весьма чувствителен к критике сверху и нетерпим к малейшим возражениям снизу. Может, из-за такого несоответствия эпохе ему и дали прозвище «Дормидонтыч».
Нельзя сказать, что Павел враждовал с Полозовым. По большей части их общение носило корректный характер, но время от времени заканчивались весьма бурно. Дормидонтыч оперировал уставом внутренней службы и чуть ли не дословно цитировал, как безропотно подчиненный должен внимать командиру. Павел при этом замолкал, издевательски поддакивал «умным» мыслям начальника и требовал в свой адрес строжайших взысканий, что еще больше распаляло Полозова. Выходя из кабинета руководителя, он понимал, что при всей его солдафонщине, тот во многом прав, и вообще, такие люди, как Полозов, необходимы любой системе. Без них работа превратилась бы в свободное творчество, что не всегда уместно. Но Павла безумно раздражало вечное желание Дормидонтыча во всем угождать начальству, считать себя вдохновителем чужих побед и первым выступать в роли ярого обличителя случавшихся поражений. И смолчать порой становилось трудно.
Павел еще раз сверил время по наручным часам. Тяжело вздохнув, он поправил галстук, взял со стола ежедневник и отправился «на татами».
Кабинет Полозова находился в другом здании, что позволяло на маршруте подышать свежим воздухом и ощутить ритм другой жизни, которая текла вне стен самой серьезной организации. Однако сегодняшняя погода отнюдь не располагала к приятному моциону. Сентябрь выдался дождливым и холодным. Вот уже неделю подряд дожди, словно перепутав Москву с Лондоном, заливали улицы, смешиваясь со столичной пылью и превращаясь в липкую грязь. Павел с огорчением посмотрел на блестящие носки туфель, понимая, что сохранить их чистоту ему не удастся.
«Да, осень, – мелькнуло в голове Павла. – Пора подготовки отчетов и верстки планов на будущий год, итоговых совещаний и прочей атрибутики жизни офицера государственной безопасности. Хотя… стоп! А может, действительно уйти к Кравцову? В отличие от Полозова, он – профессионал с большой буквы, смелый, решительный… Реальный шанс двинуться дальше. А нужно ли дальше? Это как любимая игрушка детства: выбросить жалко, а во взрослой жизни вещь бесполезная».
С этими мыслями он подошел к пешеходному переходу через Большую Лубянку. Внезапно перед ним затормозила машина с тонировкой на окнах. Стекло водительской двери опустилось, и Павел увидел родную улыбающуюся физиономию своего приятеля, Володи Горностаева, старшего бригады наружного наблюдения с позывным «Париж».
– Такси на Дубровку заказывали? – радостно пробасил Володя. – Здорово, Николаевич! Мы на смену, садись, подвезем!
– Как говорят, хочешь преждевременных родов – прокатись с «наружкой»! – усмехнулся Павел. – Привет, Вовка. Ты один?
– Куда же я без пехоты! Ныряй!
– Вы как нельзя кстати! А то ботинки запачкал бы, пока до начальства добрел, – согласился Павел и мигом оказался на заднем сидении. – Ба! Какие люди! Светка, сто лет тебя не видел! А поцеловать разрешается?
– Тебе, Пашенька, можно! – смеясь, ответила светловолосая женщина средних лет.
Она весело подставила щеку, и Павел дружески чмокнул ее.
– А мне можно? – игриво спросил Володя.
– Тебе, «Париж», нельзя! – отрезала Светлана. – Вот дорастешь, как Пашка, до полковника – тогда и поговорим!
– Так мне полковник по должности не светит! – не унимался Горностаев.
– А ты работай лучше! – посоветовал Светлана. – И будет тебе счастье!
Пока автомобиль окольными путями ехал до Малой Лубянки, сотрудники «наружки» успели рассказать Павлу все свои новости. Ему было приятно поболтать с этими простыми и дружелюбными людьми. Сколько километров он накатал с ними на заре своей оперативной молодости! Сколько бутербродов было съедено, сколько крепкого чая выпито! К коллегам из седьмого управления Павел всегда относился уважительно. Работка у них та еще! Хоть тридцатиградусная жара, хоть метель – а ты следи за объектом и притом ухитрись остаться незамеченным, растворившись в пейзаже.