Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени

Дворяне стали покидать лагерь, разъезжаясь по своим имениям. Под знаменами Заруцкого остались главным образом откровенные искатели наживы, считавшие своим главным делом не борьбу с поляками, а грабежи по дорогам и сбор доходов с областей, подчиненных ополчению. Активные боевые действия прекратились. Заруцкий предпочитал просто стоять под Москвой, вступая в сражения с поляками лишь в случае прямых атак на его таборы. С гибелью Ляпунова и уходом из лагеря служилого дворянства была похоронена и популярная в этом кругу идея приглашения на русский престол шведского принца. Казаки бросили Йорана Брунно в тюрьму, где он провел около полутора лет. Ответа на свое обращение Делагарди так и не получил.

Иван Заруцкий, давний любовник Марины — вдовы двух лжедмитриев — и, по слухам, истинный отец ее малолетнего сына Ивана, рожденного по официальной версии от второго Лжедмитрия, мечтал провозгласить царем Ивана и оказаться при нем регентом. Марина с сыном ожидала развязки в недалекой Коломне, надеясь, что волна штормового моря российской жизни вновь вознесет ее на самую вершину власти. Казаки, единственная реальная военная сила, противостоявшая полякам, по-прежнему считали ее царицей и обещали добыть русский престол для ее сына.

Земство, подавленное бесчинствами казаков и убийством Прокопия Ляпунова, потеряло надежду на спасение страны. Упаднические настроения среди служилого дворянства и купечества лишь укрепились, когда по стране распространились новости о двух тяжелых поражениях на окраинах России. В июне после длительной осады польский король взял Смоленск, а месяц спустя шведы захватили Новгород. Казалось, все российское государство, гордо называвшее себя Третьим Римом, скоро постигнет участь второго Рима, Византии, навечно покорившейся захватчикам.

Бодрость угнетенной духом пастве пытался внушить патриарх Гермоген, содержавшийся в Кремле под стражей за отказ признать царем Владислава до его перехода в православие. Старец в рассылаемых из заточения грамотах наставлял соотечественников, что испытания еще не кончились, как не иссякла и надежда на возрождение. Одну из так называемых учительских грамот Гермоген направил в Нижний Новгород с призывом встать против планов возведения на престол сына Марины Мнишек: «И на Вологду ко властям пишите, и к Рязанскому (владыке) пишите, да и во все городы пишите, чтобы отовсюду писали в полки к бояром и атаманье, что отнюдь Маринкин на царство не надобен: проклят от Св. Собора и от нас».

Войско Ивана Заруцкого оказалось в изоляции, по всей России под влиянием посланий патриарха и рассказов бежавших из ополчения дворян зрело убеждение, что собравшиеся под Москвой казаки бьются за чуждые земству интересы. Помощи казакам ждать было неоткуда. Деморализованное, ослабленное войско, привыкшее больше грабить, чем сражаться, стало уступать инициативу полякам. В середине августа в Москву пробился с хлебным обозом Ян Сапега, а еще через два месяца, после заключения Польшей перемирия со Швецией, к Москве подошел знаменитый воин, победитель шведов под Киркхольмом гетман Ян Карл Ходкевич. Он привел с собой из Ливонии всего две тысячи человек, но даже это крошечное войско, ослабленное долгим походом и голодом, вызвало у Ивана Заруцкого панику. Под его диктовку (сам атаман был неграмотен) дьяки принялись строчить просьбы о помощи. Заруцкий требовал подкреплений, пороха и шуб, уверяя, что страдает под Москвой за общее дело. Но призывы из разбойничьего стана в большинстве русских городов были встречены прохладно. Дворяне, купцы и простые обыватели не собирались седлать коней или выскребать свои последние запасы, чтобы спасать Заруцкого от поляков.

Ходкевич сумел провести к осажденным в Кремле большой обоз продуктов, однако у него не было сил, чтобы рассеять казачьи отряды, обложившие столицу. Он отступил и встал лагерем в монастыре у Рогачева, в районе Ржева.

Несмотря на определенные военные успехи последнего времени, как польский гарнизон в Москве, так и русское боярское правительство, сделавшее ставку на королевича Владислава, пребывали в унынии. Посольства к королю Сигизмунду возвращались ни с чем. Польский король, потративший последние средства на осаду Смоленска, вместо обещанных денег по повышенной ставке, так называемых «стенных», выплачиваемых за сидение в осаде, разрешил московскому гарнизону лишь взять в залог, в счет будущих выплат, несколько царских регалий из кремлевских кладовых.