Нестрашные сны

— А? — она еще соображала, что это за знакомый голос такой, как в трубке заговорили вновь: — Это я. Димитров.

— Славян?! — не поверила Агата.

Стефи округлила и без того круглые глаза, прибежала поближе:

— Славка? Чего он?

— Агат, выйди, а?

— Что? Куда? Ты где сейчас?

— Тут я. На углу рядом с интернатом.

Агата машинально выглянула в окно, как будто в темноте можно было что-то увидеть. А вот он наверняка ее увидел, потому что добавил:

— Напротив ваших окон. Выйдешь?

— Да… сейчас, — растерянно пробормотала Агата и начала натягивать кроссовки.

— Че хочет-то?

— Не знаю, выйти попросил. Может, вместе сходим?

— Не-е… он же тебя только звал. Да и вообще — мне вон еще сколько учить!

Агата кинула на соседку подозрительный взгляд: та казалась смущенной. Чтобы Стефи да отказалась от встречи с парнем под предлогом учебы!

— Это, случайно, не ты ему мой телефон дала?

— Не-е-е, он же не спрашивал…

Подружка так честно хлопала глазами, что верилось с трудом. Агата уже шагнула к двери, как ее осенило: разве что…

Стефи ведь, в отличие от остальных, и в больницу, когда Димитров пришел в себя, не ходила. Тоже тогда отговорилась занятостью.

Агата сказала тихо:

— Знаешь, Стеф, а ведь это не заразно…

— Что?

— Потеря магии.

— Ты о чем? — Стефи все-таки вильнула взглядом, хотя говорила по-прежнему быстро и оживленно: — Давай по скорому, пока Валерка не пришла! Я скажу, что ты в душе.

Но Агата все равно плелась еле-еле, пытаясь объяснить себе Стефино поведение. Может, они не были с Димитровым такими уж большими друзьями? Или это просто неловкость, которую часто испытывает здоровый человек рядом с инвалидом?

Или маги просто не общаются с теми, кто свой дар потерял — сторонятся, брезгуют, считают их 'зверюшками', как сказал тот парень на дискотеке? И если такое случится с ней самой, у нее и друзей среди волшебников не останется? Но ведь тот же Келдыш, например, пытается Славяну помочь, поддержать…

Хотя из-за экзаменов и допускались послабления, выход после десяти вечера из корпуса все же не приветствовался. Агата удачно проскользнула мимо дежурного, не отрывающего взгляда от экрана телевизора: там по зеленому полю бегали человечки в форме… ни горя, ни забот, одна задача — мячик словить…

После ярко освещенного вестибюля и крыльца Агата брела в темноте парка как слепая, собирая по дороге все кочки, ямы и корни, которых днем попросту не существовало. Еще и заблудилась бы наверняка, если б не увидела впереди равномерно разгоравшийся и гаснущий огонек. Дойдя до него — и до ограды — Агата не поверила:

— Славян, ты что, куришь?!

Димитров опять затянулся, при свете сигареты стали видны его впалые щеки. Выдохнул вместе с дымом (Агата отшатнулась):

— Да… хочешь?

Она не хотела, но почему-то кивнула. Славян достал из кармана куртки смятую пачку. Агата взяла тоненькую палочку, неумело прикурила от его зажигалки через решетку ограды, неумело втянула и выдохнула дым. Сморщилась, отставив сигарету подальше от себя:

— Тебе это нравится?

— Ну… да.

Они помолчали. Агата рассматривала профиль Димитрова. В темноте Славян казался незнакомым, странно взрослым.

— Что нового? — наконец спросила Агата, потому что начинать разговор тот явно не спешил. Вообще-то она хотела спросить: 'что ты здесь делаешь'? Но это было бы уже верхом бестактности.

— Вот, прогуляться пошел. — Славян помолчал и добавил: — Родаки не знают. Они меня… стерегут.

Агата молчала. Вопрос — почему, отчего — задавать было не надо, и так понятно.

— Вы тут… как?

Она рассказала ему про экзамены, про голема, про стефину летучую мышь… Пыталась описать все как можно веселее, но не получилось: Димитров даже ни разу не улыбнулся. Слушал, глядел в сторону. Курил.

Мрачный.

Чужой.

— А ты что… научилась чему-нибудь?

Выслушал ее рассказ об испытаниях в ИМФ и подытожил:

— Ничему, значит.

Агате не понравился его тон: и требовательный и пренебрежительный одновременно. Она открыла было рот, чтобы поведать про свой сонный 'портал', куда она вытащила и Келдыша… и закрыла.

Ведь Славян не о том спрашивал.

Совсем не о том.

Не о ней вовсе.

Славка думал, она сумеет ему помочь. Раз вытащила оттуда, откуда не смогли вытащить взрослые профессиональные целители. Вернула к жизни.

К жизни, с которой он теперь не представлял, что и делать…

…Жалость, вина, досада на Славяна за эту надежду, на себя — за свою беспомощность, злость на несправедливость мира… От этого всего перехватывает горло, трудно не то чтобы болтать или подобрать нужные слова — утешения? оправдания? — даже дышать…

Димитров по-прежнему на нее не смотрел. Просунув руку через ограду, щелкал своей зажигалкой. Огонек то выхватывал его лицо, то вновь погружал во мрак. На мгновение в Агатиной голове как-то все сместилось; стало непонятно, кто же из них двоих сейчас находится за решеткой.

— Знаешь, почему я курить стал? Огонь потому что. Рядом. Со мной. Знаешь, как мне теперь холодно? Я мерзну. Все время… мерзну.