Мы лежим в гамаке и дышим вместе. Я пытаюсь поймать ритм её дыхания и слиться с ним. Бесконечно глубокое ощущение. Всё пропадает. Остаётся только человек рядом. И уже не очень понятно – ты подстраиваешься под его ритм или он – под твой. Всё происходит само собой. Этот диалог гораздо глубже, чем речь. Речь может создавать иллюзию понимания. Дыхание – нет. На этом уровне невозможно создать иллюзию.
Что чувствует Аня? Важно ли для неё, что она не одна? Я беру Анины руки и провожу по стенкам гамака, чтобы обозначить границы нашего общего мира.
– Вот ты. Аня.
– А это я.
– Это твои руки.
– А это мои.
Аня поднимает руку и два раза легко стукает меня по голове. Я делаю то же самое. Аня смеётся и хватает мою руку Трогает пальцы. Наверное, для неё удивительно, что у меня тоже есть пальцы. Что я – тоже есть.
Если нам удастся войти в мир другого, мы увидим, что здесь иные мерки, иные масштабы, и будем вынуждены их принять. Мы увидим, как преображаются здесь сигналы из нашего мира. Как звучит наш голос. Как ощущается наше прикосновение. Мы увидим, что сидеть рядом и покачиваться – это диалог. Передавать друг другу пелёнку – диалог. И даже совсем ничего не делать – диалог. Диалог есть тогда, когда вы посылаете сигнал, получаете ответ и можете его понять. Постарайтесь почувствовать, что такое ответ для вашего подопечного. Улыбка? Протянутая рука? Чуть заметное движение глаз? Изменение ритма дыхания?
Мы сидим на диване. Егор сидит сам, не опираясь на меня, и это для него большое достижение. Я не вижу его лица – только краешек щеки. Я знаю, сейчас его лицо спокойно, бесстрастно, но через мгновение – почти невозможно поймать это изменение – краешек щеки дрогнет, на нём появится ямочка, крошечные морщинки, мелькнёт не улыбка, а тень улыбки, её предчувствие. И вдруг, будто волна пройдёт – раздастся знакомое «пфф-ффф», рука потянется ко лбу, голова завертится из стороны в сторону – он смеётся.
– Вот вы ищете к этим детям подход, пытаетесь установить контакт, вызвать на общение, а вы не думаете, что таким детям хорошо в своём мире? Может быть, не стоит их оттуда «вытаскивать»?
Нам очень часто задают этот вопрос.
На эту тему много чего написано, и я, конечно, повторюсь, но всё-таки отвечу:
Работая с аутичными детьми, я не видела ни одного ребёнка, даже среди самых «глубоких» аутистов, который не хотел бы общаться. Дело не в отказе от общения, а в неумении строить общение по нашим правилам.
Сначала мы входим в мир ребёнка, потом пытаемся перекинуть оттуда мост в наш мир.
И довольно часто это удаётся.
Но есть дети, которые никогда не смогут играть по нашим правилам, общаться в привычной для нас форме и жить в нашем мире.
– И в этом случае нет смысла с ними заниматься, да? Нужно оставить их в покое?
В этом случае мы вынуждены принять их мир и их форму диалога, если хоть сколько-нибудь в диалоге заинтересованы.
Да, есть дети, которых нельзя вывести из их замкнутого мира. Есть дети, которым может быть хорошо и комфортно только там.
Но не в одиночестве.
Пелёнка
Мы входим туда, где находятся дети.
Даню интересует только одно занятие: жевать пелёнку. Больше ни на что он не реагирует. Марианна говорит: «Он не здесь, его с нами нет. Он должен понять, что игра с другим человеком интереснее, чем игра с самим собой. То, что он сейчас делает, – это для него очень, очень важно, это его жизнь».
Когда наш собственный малыш (у меня детей пока нет, но я спрашивала знающих людей) что-то делает впервые, мы принимаем это как должное.
А здесь мы входим в мир, в котором годами не было событий, новых ощущений, новых звуков, запахов, движений, впечатлений – в мир людей, всю жизнь проводящих в одной комнате, в кровати. Кормление (там же, в кровати) – переодевание. Стены. Потолок. Пелёнка. Одеяло. Подушка.
Мы входим в этот белый, тихий, неподвижный мир. Видим, что его уже обжили. Ведь жить в совсем пустом мире невозможно. Он наполнен качаниями, шевелением пальцев перед глазами, жеванием пелёнки, громкими и тихими «а-а-а», «пффф» и «д-да-д-да».
С нашей точки зрения, всё это яйца выеденного не стоит. Вредные привычки, от которых ребёнка необходимо избавить.
А ведь «то, что он сейчас делает, для него очень, очень важно, это его жизнь». Тем более важно, что он выбрал и создал это сам. И вот мы стоим, растерянно прижимая к груди бесчисленные сокровища нашего мира, и не знаем, с чего начать.
Представьте, как это: