Нет, чёрт возьми! Как перестать говорить «да», когда вам этого совсем не хочется

Простите, вас беспокоит изменение климата?

Конечно, меня волнуют климатические изменения. Я же не гребаная идиотка! Однако, у меня не слишком часто возникает желание останавливаться посреди тротуара, с тем чтобы подписать петицию или заполнить анкету, которая имеет сомнительную юридическую силу. Когда ко мне приближается кто-то с подобным намерением, будь то благодетель в синем или пацан с планшетом и подозрительной информацией о преимуществах налога на выбросы углерода, которой он хочет поделиться в обмен на мой имейл, я говорю им: «Да, меня волнуют климатические изменения, и я ценю то, чем вы тут занимаетесь, но я как-нибудь сама поддержу данную инициативу». И я просто продолжаю свой путь, ибо за шестнадцать лет, прожитых в Нью-Йорке, у меня выработался иммунитет к любым мимолетным комментариям, которые не содержат слов «Эй, по твоей ноге сейчас полезет крыса».

• Дозы.

Я сейчас об алкоголе, а не о прививках. Вам обязательно нужно привиться. А я и мои слабые представления о стадном иммунитете готовы принять на себя удар за эти слова в виде гневного письма. Но если бармен упорно толкает вам двухунциевые флаконы идиотского сока, который вы не горите желанием в себя вливать, один из приведенных ниже ответов должен снять вас с крючка:

«Я это не хочу».

«Неа, может кто-то другой захочет?»

«Моя персональная политика запрещает мне принимать на грудь».

Или вы можете усовершенствовать ход, который мой муж использовал на холостяцкой вечеринке несколько лет назад: вы берете рюмочку, а затем поворачиваетесь так, чтобы ваша рука, в которой рюмочка, была скрыта от посторонних глаз за вашим лицом, и одновременно вскидываете руку, имитируя акт выпивания, таким образом, чтобы егермайстер вылился через плечо на пол, вместо того чтобы прожечь след в ваших венах. Естественно, в этом маневре легче преуспеть, если вы трезвее, чем товарищи вокруг.

• Звонки с целью сбора пожертвований.

Однажды я потратила несколько вечеров, принимая участие в сборе средств для Гарварда. Это была работа, на которой старшекурсники вроде меня за мизерную почасовую ставку составляли списки выпускников, обещавших сделать пожертвование университету. Мы делали им дружеское напоминание о том, что сегодня, должно быть, как раз тот день, когда было бы здорово внести обещанные средства.

Честно говоря, я и так чувствовала себя несколько паршиво из-за всего этого, но у меня были печеньки.

Наши списки разделили по потокам, с которых выпускались потенциальные благотворители. Так сделали для того, чтобы мы могли вскользь упомянуть, если вдруг будет иметь место пятидесятая годовщина встречи выпускников. Или сказать: «О, вы же знакомы с тем-то и тем-то, кто выпускался вместе с вами в восемьдесят восьмом?» Придайте общению личный окрас, разговорите их и в это время вытяните номер кредитной карты.

В конечном счете я сообразила, почему другие студенты, которые начали раньше меня, взяли себе списки более поздних выпусков, а все, что в районе 1950 года и дальше, отдали новичкам вроде меня. Поначалу я, конечно, не теряла уверенности, что добьюсь успеха с людьми постарше, у которых было достаточно времени, чтобы нажить состояние. Они же не эта куча двадцати– и сорокалетних обремененных долгами по студенческому кредиту, который мне самой предстоит выплачивать в течение следующих двенадцати лет.

Но вот мне ответила приятная пожилая женщина. И когда я объяснила ей, что звоню по поводу обещания ее мужа пожертвовать деньги на его альма-матер, она сообщила мне, что он не будет их жертвовать, потому что… недавно умер.

Вроде совсем недавно.

Вроде бы вчера.

Твою ж мать!