Нет другой двери… О Гоголе и не только

Долгое пребывание за границей не отрывало души Гоголя от России. Осенью 1850 года он писал дипломату и духовному писателю Александру Стурдзе из родной Васильевки: «Скажу вам откровенно, что мне не хочется и на три месяца оставлять России. Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще Россия все мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней что-то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине Небесной».

В завещании Гоголь просил похоронить себя в Васильевке и советовал сестрам открыть в своей деревне приют для бедных девиц, а по возможности превратить его в монастырь. Он писал: «Я бы хотел, чтобы тело мое было погребено если не в церкви, то в ограде церковной и чтобы панихиды по мне не прекращались».

Да будет воля Твоя

О причинах смерти Гоголя

От чего умер Гоголь? Вот вопрос, многими исследовавшийся, но доныне не решенный, так как к нему почти всегда подходили предвзято, нарочито исключая духовный подход (а ведь говорят «конец – делу венец», – и кончина человека часто открывает настоящий смысл его жизни). Но и попытка рассмотреть этот вопрос с духовной точки зрения оказалась, как мы увидим, неудачной, о чем и пойдет речь ниже.

Если говорить о медицинском диагнозе, то на этот счет специалисты до сих пор не имеют единого мнения. Многие современники Гоголя, в том числе и близкие к нему, полагали, что умер он вследствие душевной болезни. Причем признаки таковой они усматривали задолго до его кончины. Позднее, в ХХ столетии, отечественные психиатры (Н. Баженов [152], В. Чиж [153], Г. Сегалин [154]

, И. Галант [155], А. Личко [156], А. Молохов [157]) на основании опубликованных материалов пытались обосновать именно это мнение. Однако научного ответа в настоящем смысле они дать не могли, так как имели весьма поверхностное представление о духовно-религиозном устроении Гоголя. Справедливости ради заметим, что многие современные литературоведы не считают, что Гоголь скончался от умственного расстройства. Вместе с тем проблема остается дискуссионной, и время от времени вопрос о душевной болезни Гоголя поднимается вновь [158]

.

Уже в наше вpемя ученый с миpовым именем пpофессоp Дмитрий Евгеньевич Мелехов (1899–1979) попытался ответить на этот вопрос с учетом христианской – православной – точки зрения. Одну из глав своего неоконченного труда «Психиатрия и проблемы духовной жизни», предназначавшегося для студентов духовных академий и священников, он посвятил Гоголю [159]. Эта глава была помещена (без указания авторства) в восьмом томе «Настольной книги священнослужителя» (в разделе «Пастырская помощь душевнобольному») [160].

Надежда Николаевна Шереметева Неизвестный художник. 1840-е гг. Холст, масло

Этот том лежит на столах у священников, которые иногда по нему и пытаются отвечать вопрошающим их о Гоголе. Но правильного ответа по этой книге (и тем самым по труду Мелехова) дать нельзя. Обратимся к работе ученого-психиатра, цитируя ее по «Настольной книге…».

Болезнь Гоголя, пишет Мелехов, «не была распознана, вследствие чего он получал неправильное лечение. <…> Больной умер от тяжелого истощения с нарушением обмена веществ, бредом греховности, самоуничижения, с упорным отказом от пищи, полной двигательной и умственной заторможенности…». Ученый насчитывает у Гоголя девять приступов болезни. Не будем разбирать всех его доводов. Приведем пример, свидетельствующий о степени достоверности предлагаемого диагноза. «Приступ 1846 года, – констатирует он. – Состояние настолько тяжелое, что повеситься или утопиться кажется ему (Гоголю. – В. В.) единственным выходом. “Молитесь, друг мой, да не оставит меня Бог в минуты невыносимой скорби и уныния”».

Здесь речь идет, во-первых, о письме Гоголя к П.А. Плетневу от 20 февраля (н. ст.) 1846 года из Рима, где он, в частности, говорит: «…весь минувший год так был тяжел, что я дивлюсь теперь, как вынес его. Болезненные состояния до такой степени (в конце прошлого года и даже в начале нынешнего) были невыносимы, что повеситься или утопиться казалось как бы похожим на какое-то лекарство и облегчение. А между тем Бог так был милостив ко мне в это время, как никогда дотоле. Как ни страдало мое тело, как ни тяжка была моя болезнь телесная, душа моя была здорова…».